Шерли Грэхем - Фредерик Дуглас

В журнале «Браунсонс ревью» появилась статья о выступлении О’Коннелла. Мистер Браунсон, недавно принявший католичество, осуждал «освободителя Ирландии» за его нападки на американские общественные институты. О’Коннелл произнес еще одну речь.

— Меня обвиняют в том, что я нападаю на американские общественные институты — так именуется рабство, — начал он. — Что ж, я не стыжусь этого… Мое сочувствие обездоленным не ограничено тесными пределами нашей зеленой Ирландии; душа моя переносится через моря и земли; повсюду, где только есть страдания и горести, присутствует и мое сердце, готовое помочь и облегчить горе.

Эта поразительная пара — Дуглас и О’Коннелл — объездила вместе всю Ирландию. О’Коннелл говорил об антирабовладельческом движении и разъяснял, почему народ Ирландии должен к нему примкнуть; Дуглас пропагандировал мысли О’Коннелла о равноправном участии всех народов Англии в управлении страной и праве наций на самоопределение.

— Государство должно существовать, — сказал О’Коннелл. Оба они сидели в доме старика и негромко беседовали. — И народ должен участвовать в управлении страной, должен учиться выбирать и принимать на себя ответственность. У вас, в Соединенных Штатах Америки, есть превосходная конституция. Я внимательно изучил ее.

— А я никогда ее не читал, — с чувством стыда произнес его темнокожий собеседник.

— Нет? — О’Коннелл пристально посмотрел на сумрачное лицо Фредерика. — Но зато вы читали великолепную Декларацию независимости.

— Да, читал! — В голосе Дугласа зазвучала глубокая горечь. — И убедился, что все это — одни лишь красивые слова!

Ирландец наклонился вперед, положил руку на колено молодого человека и мягко произнес:

— Да, мальчик, слова! Но слова, которые могут претвориться в жизнь! И ради этого стоит работать и даже воевать!

Два письма пришли одновременно: одно от Джеймса Баффема Фредерику, другое — О’Коннеллу от английского аболициониста Джорджа Томсона. Томсон был в Америке, когда он выступал в Бостоне, в него бросали камни. Томсон не был знаком с Дугласом, но слышал о нем от Уильяма Ллойда Гаррисона.

Суть писем заключалась в одном: «Дуглас нужен нам в Шотландии».

«Установлено, — писали Баффем и Томсон, — что Свободная церковь Шотландии во главе с прославленными докторами богословия Каннингемом, Кэндлишем и Чалмерсом принимала от работорговцев деньги на построение храмов и плату священникам, проповедующим евангелие». Противники рабства в Глазго считали это позором. Эти духовные руководители именем бога и священного писания разрешали не только брать деньги от торговцев живыми людьми, но и вступать с ними в какие-то деловые связи. В народе Шотландии все это вызвало большое возбуждение. Повсюду возникали митинги и срочно требовались хорошие ораторы. Баффем и Томсон уже выехали в Эдинбург.

— Вы вернетесь сюда, Фредерик? — в голосе О’Коннелла было что-то тоскливое. Казалось, он расстается с сыном.

— Езжайте с нами, — убеждал его Фредерик.

Но О’Коннелл лишь покачал головой.

— Нашему народу грозит голод. Сначала здесь не уродился картофель. А теперь неурожай пшеницы в Англии. Времени больше нет. Ричард Кобден пишет, что премьер-министр собирается приехать к нам. Надежда слабая, но все же я должен быть на месте, если я понадоблюсь.

— Тогда, быть может, мы встретимся в Лондоне? — Фредерику невыносимо было думать, что он никогда больше не увидит этого старика.

— Быть может, Фредерик. Да благословит вас бог!

Славный старый город Эдинбург был в буквальном смысле слова заклеен газетными листами и плакатами, когда приехал Фредерик. «Отошлите деньги назад!»— эти слова глядели на него с каждого угла. Этот лозунг украшал все площади города. Он был наспех написан на тротуарах и начертан большими белыми буквами на склоне скалистого холма, который, словно Гибралтар, стоит на страже Эдинбурга. «Отошлите деньги назад!»

Несколько дней подряд Джордж Томсон, Джеймс Баффем и еще один американец, Генри К. Райт, проводили в городе митинги, посвященные борьбе против рабства. Как только прибыл Дуглас, они привезли его в самое прекрасное здание из всех, где ему довелось до сих пор побывать. Участники митинга уже собрались и приветствовали его одобрительным гулом. Не тратя времени на то, чтобы смыть с себя дорожную пыль и сажу, Фредерик тут же поднялся на платформу и начал рассказывать о своей жизни в неволе.

После этого возбуждение в городе усилилось. Слова «Отошлите деньги назад!» появились в виде заголовка на первой полосе крупнейшей эдинбургской газеты. Кто-то написал популярную песенку, где слова эти служили припевом. Где бы ни появлялся Дуглас, вокруг него собирались целые толпы. Он снова стал символом требования народа.

Наконец генеральная ассамблея Свободной церкви Шотландии не выдержала и объявила, что а Кэннон Милз состоится открытая сессия ассамблеи.

Четверо аболиционистов решили обязательно присутствовать на этом собрании. То же решили чуть не все остальные жители Эдинбурга. Зал в Кэннон Милз вмещал около двух с половиной тысяч человек. Задолго до начала большая толпа собралась перед зданием, ожидая, когда откроются двери.

Дуглас всегда с огромным удовольствием — вспоминал этот митинг в Кэннон Милз.

Доктор Каннингем, встреченный оглушительными аплодисментами, поднялся с места и начал произносить свою ученую речь. Логично и красноречиво развивал он цепь своих аргументов, сводя их к тому, что ни Иисус Христос, ни его святые апостолы не считали рабовладение грехом.

Едва только духовный пастырь достиг этой кульминационной точки, как раздался негромкий, но полный упрека голос Томсона: «Слушайте, джентльмены! Слушайте!» Оратор умолк, в аудитории воцарилась гробовая тишина.

«Этот очень обычный возглас произвел почти неправдоподобный эффект, — писал Дуглас. — Казалось, словно стремительный речной поток был внезапно остановлен гранитной стеной… И доктор и его слушатели были, очевидно, поражены как дерзостью, так и уместностью этого упрека».

Выждав мгновенье-другое, оратор старательно откашлялся и продолжал говорить. Однако теперь слова застревали у него в горле — поток его красноречия преградило солидной плотиной. Речь еще тянулась как-то несколько минут, а затем доктор, под очень жидкие хлопки, спотыкаясь, побрел на свое место.

Свободная церковь Шотландии продолжала держаться за свои запятнанные кровью деньги, а люди опускали головы в горьком стыде.

— За нашими плечами — столетия неумелого руководства и слепого, покорного повиновения рядовых людей, — печально сказал Эндрью Пэтон.