Михаил Арлазоров - Жуковский

И в 1907 году, почти тридцать лет спустя, Жуковский, уже всеми признанный глава русских аэродинамиков, скажет своим коллегам, собравшимся почтить память Менделеева:

— Русская литература обязана ему капитальной монографией по сопротивлению жидкостей, которая и теперь может служить основным руководством для лиц, занимающихся кораблестроением, воздухоплаванием или баллистикой.

Дмитрий Иванович Менделеев был первым человеком, с редкостной глубиной и подлинно научным обоснованием связавшим между собой проблему полета и вопросы сопротивления жидкостей.

Полет, в котором можно было бы соперничать с птицами, веками притягивал к себе человеческий разум. И, воздавая должное предшественникам славного русского ученого, нужно прежде всего назвать имя великого итальянца Леонардо да Винчи. Еще в XVI веке он подметил взаимосвязь, тщательно проанализированную впоследствии Менделеевым.

Имя Леонардо да Винчи, человека с необъятной широтой научных взглядов, известно каждому. Гениальный художник и не менее великий инженер, он интересовался буквально всем на свете, в том числе и постройкой летательных машин. Рядом с эскизами летательных аппаратов мы находим записи, делающие честь острому и великому предвидению Леонардо. Вот одна из них, краткая, но достаточно красноречивая:

«Ты видишь, что удары крыльев о воздух, — писал Леонардо, — поддерживают орла в самом высоком и редком воздухе. С другой стороны, ты видишь, как воздух, движущийся над морем, надувает паруса и гонит тяжело нагруженный корабль. Из этих доказательств ты можешь познать, что человек с большими крыльями, оказывая силу на сопротивляющийся воздух, сможет победить его и подняться вверх».

Портрет Леонардо да Винчи висел в кабинете Жуковского рядом с гравюрой, привезенной из Парижа, на которой были изображены Дедал и Икар.

Встречаясь с Менделеевым, Жуковский чувствует себя почти студентом. И дело тут вовсе не в том, что Николаю Егоровичу только тридцать два, а Дмитрию Ивановичу уже сорок пять. Нет, все гораздо серьезнее — здесь встретились исследователь сложившийся, обладающий определенным научным почерком, и тот, кто лишь вступал на тернистый путь научных изысканий, кто, подобно сказочному Илье Муромцу, не успел еще найти заветное кольцо, схватившись за которое можно повернуть Землю.

Знакомясь с тем, как анализировал Менделеев проблему сопротивления — жидкостей, Жуковский восхищался отвагой, с какой обрушивался его старший коллега на одного из крупнейших физиков мира — Исаака Ньютона.

В сложном вопросе сопротивления среды, без точного знакомства с действительностью, Ньютон и другие теоретики задались гипотезой, совершенно неудовлетворяющей природе явлений.

Нет, Ньютон не прав! Не множество соударений частиц жидкости или газа с встретившимися на их пути предметами, а плавное струйное обтекание — такова действительность. Вот почему настойчив и резок в своей критике Менделеев, противопоставляя авторитету Ньютона мнение петербургских академиков Леонарда Эйлера и Даниила Бернулли.

Таким и запомнил Николай Егорович своего старшего собрата по науке. Всей своей речью Менделеев словно призывал его: «Твори, дерзай, ищи! Будь самостоятельным и честным в своих научных суждениях!»

Принимая участие в работах съезда, Жуковский с наибольшим вниманием следил, разумеется, за работами секции математиков и астрономов. Здесь он встретил много интересных людей, чьи труды вызывали у него огромное уважение.

Интерес к воздушным делам, уже пробуждавшийся у Жуковского в ту пору, привел Николая Егоровича на доклад знаменитого русского физиолога Ивана Михайловича Сеченова.

Доклад был озаглавлен длинно и на первый взгляд не очень понятно: «Данные касательно решения вопросов о поступлении «N» и «О» в кровь при нормальных условиях дыхания и при колебаниях воздушного давления книзу». Однако за скучноватым ученым названием скрывалось многое… Жуковский знал о драматическом событии, побудившим Сеченова взяться за исследование этой темы.

В 1875 году в воздухе произошла катастрофа, не имевшая ничего общего с теми, какие случались раньше. Аэростат «Зенит» французских ученых Кроче-Спинелли, Сивеля и Гастона Тиссандье достиг невиданной в то время высоты — 8 600 метров — и невредимым приземлился. Но люди, собравшиеся к месту спуска, нашли в кабине трупы Кроче-Спинелли и Сивеля с почерневшими, залитыми кровью лицами. Лишь с большим трудом удалось вернуть к жизни Тиссандье. Победа над высотой оказалась пирровой победой.

Именно эта драматическая история натолкнула Менделеева на мысль о стратостате — воздушном шаре с герметически закрытой, непроницаемой кабиной. Она же послужила его другу И. М. Сеченову толчком для исследования, доложенного VI съезду русских естествоиспытателей и врачей.

Но, участвуя в заседаниях съезда, Жуковский не только слушатель. Он огласил здесь первые результаты своей работы «О прочности движения», которую, как мы уже знаем, с честью защитил спустя три года как докторскую диссертацию.

Покидая Петербург, Николай Егорович не раз задумывался над услышанным от Сеченова и Менделеева. Проблема полета рисовалась ему труднодоступным горным пиком, штурм которого столь заманчив для подлинного ученого.

А поводов для размышления у Николая Егоровича действительно более чем достаточно. Отношение к возможности полета в ту пору было подернуто пленкой ледяного недоверия. Сто лет летают аэростаты, но достаточно легкого дуновения ветерка, и опытнейшие практики оказываются беспомощными, как новорожденные котята. Аэронавтов не поддерживает могучая рука теории. И знаменитый немецкий физик Гельмгольц, к чьим взглядам почтительно прислушиваются ученые всей земли, всего лишь за шесть лет до доклада Менделеева убежденно заявлял:

— Надо прийти к заключению, что в образе коршуна природа поставила предел организму, который сможет подняться с помощью собственных мускулов и посредством своих крыльев держаться продолжительное время в воздухе. На основании этого маловероятно, чтобы человек когда-либо смог поднять свой вес на высоту и продержаться известное время в воздухе.

Пройдет почти два десятка лет. Жуковский выйдет на трибуну X съезда русских естествоиспытателей и уверенно скажет:

— Когда мы следим за полетами окружающих нас живых существ, нам представляется летательная машина «тяжелее воздуха», которая не стесняется воздушными течениями, а несется в любом направлении, утилизируя эти течения наподобие больших птиц.

И притихший зал с волнением выслушает его замечательные слова, навеки вошедшие в историю авиационной науки:

— Человек полетит, опираясь не на силу своих мускулов, а на силу своего разума!