Родион Малиновский - Солдаты России

Бежать дальше не было сил, а до леса еще больше версты. Пришлось остановиться и изготовить пулемет для стрельбы. Вот уже до скачущих немцев шагов триста; видно, как в лучах заходящего солнца сверкают их клинки. Восьмая рота во главе с командиром (теперь уже подпоручиком) Васильевым тоже остановилась для залпового огня. Ванюша резанул длинной очередью по кавалерии. Кони стали валиться, кувыркаясь, падали на землю всадники. Раздались частые залпы восьмой роты. Часть гусаров бросилась назад. Воспользовавшись этим, Ванюша с Генрихом подхватили на лямки свой пулемет и пустились бегом к лесу, чтобы уйти подальше, пока враг опомнится и опять пустится в преследование. А пулемет переворачивается на неровностях и задерживает, не дает быстро бежать...

— Ваше благородие, прикажите стрелкам помочь нам, мы из сил выбились, — взмолился Ванюша, обратившись к подпоручику Васильеву.

Подпоручик улыбнулся Ванюше — видно, все еще помнил недавний бой, Ванюшину помощь — и крикнул солдатам:

— Братцы! Надо помочь пулеметчикам.

Стрелки подхватили пулемет. Ванюше стало совсем легко. Ему показалось, что он теперь добежит до леса не останавливаясь, а там... Там не страшно, в лесу кавалерия ничего не сделает, а пехота не догонит. Но кавалеристы перестроились и снова быстро приближались к елисаветградцам. Опять пришлось остановиться, повернуть и установить пулемет. Патронов — всего одна лента, подносчики с остальными двумя коробками куда-то запропастились. А тут еще Генрих подал ленту в приемник неправильно и произошел перекос патрона. Пока Ванюша трясущимися руками устранял перекос, немецкие кавалеристы очутились совсем рядом — вот-вот налетят на пулеметчиков и изрубят в куски. Кое-где они уже настигли пехоту и заработали клинками.

Ванюша наконец устранил задержку и зарядил пулемет. Немецкие кавалеристы были в какой-нибудь сотне шагов. Слышался натужный храп коней. И тут застучал пулемет. Немцы бросились врассыпную, оставив на месте немало убитых. Ванюша перенес огонь на отступающих.

Но лента кончилась. Патронов больше не было. Ванюша и Генрих впять пустились во весь дух к лесу. Пулемет кувыркался, переворачивался, не давая быстро бежать. До леса уже рукой подать, так и манит его темная стена, а тут неизвестно откуда взявшийся гусар уже настигает Ванюшу и заносит саблю над его головой. Но что это? Сухой треск револьверного выстрела — и всадник падает с седла. Только теперь Ванюша увидел рядом с собой подпоручика Васильева с наганом в руке. Вот кто его спаситель! Волна еще более теплого чувства охватила Ванюшу. Но он только и смог сказать:

— Ваше благородие, спасибо. Вы спасли меня от смерти.

— Э-э, братец, ты меня первым спас. Да не только меня, всю батарею. — И, будто спохватившись, добавил: — Ну, а теперь быстрей в лес.

Только пулеметчики вбежали на опушку, глядь, а у пня весь в крови лежит подносчик патронов с двумя полными коробками. Ванюша опять к подпоручику:

— У нас подносчика убило... А без патронов мы как без рук!

Васильев схватил сам эти две коробки и побежал вместе с Ванюшей и Генрихом в глубь леса.

— Спасены! — произнес он, когда стрельба сзади стала утихать. Густые сумерки ложились на лес. Вокруг своего командира стали собираться стрелки восьмой роты. Их набралось до полусотни. Все чувствовали неимоверную усталость. Насквозь промокшие гимнастерки прилипали к спинам, скатки казались чугунными, и требовалось большое усилие воли, чтобы их не бросить. А надо было идти дальше.

Подошли к железнодорожной будке. Тут должен был ждать пулеметчиков Аким Кагла со своими двуколками, но его не оказалось на месте.

Все остановились, еле переводя дух. Подошли пятая рота и четвертый пулемет вместе с Митрофаном Ивановичем. Через некоторое время показались и остальные роты второго батальона с командиром капитаном Шеловиным. Собрав солдат, он приказал отходить по полотну железной дороги, соблюдая тишину.

Очень неудобно идти впотьмах по шпалам. Балласт между ними не насыпан, дорога, видно, проложена только для вывозки леса. Но вправо или влево не сойдешь — насыпь идет по болоту. Пришлось пулемет разобрать для переноски на руках. Ванюша взял на плечо тело пулемета, а Шимановский — станок и щит (тоже нелегко!). Митрофан Иванович, хотя больше внимания уделял четвертому пулемету (там наводчик был из молодых), все же нес тело пулемета попеременно с Ванюшей. Так и шли в темноте, ежеминутно спотыкаясь о шпалы.

Пулеметчики были злы на ездовых двуколок, особенно на Акима Каглу, он был за старшего над двуколками второго взвода. Наверное, драпанул с перепугу.

— А может быть, и указание получили от фельдфебеля команды, — проговорил как бы про себя Митрофан Иванович.

Шли так всю ночь, наверное, добрых двадцать с лишним верст. Наконец на рассвете выбрались из болот. Теперь можно было идти по проселочной дороге рядом с железнодорожным полотном. Как сразу всем стало легче! Но не надолго, опять проклятый приемник «максима» резал плечо и шею Ванюше, а рассчитывать на помощь Шаповалова теперь не приходилось, он и так нес тело пулемета большую часть пути.

Показался разъезд. Там пулеметчики увидели кухни и двуколки пулеметной команды во главе с фельдфебелем. Как и предполагал взводный, ездовые были отведены от железнодорожной будки по команде фельдфебеля, и теперь у разъезда собрался весь обоз первого разряда полка. Дойдя до разъезда, пулеметчики буквально попадали на землю от усталости. Ведь им не то что пехотинцам! Те идут с одними винтовками да с вещевыми мешками, а пулеметчик тащит на себе пулемет или станок со щитом. Шимановский совсем изнемог и прямо упал на землю возле двуколки. Понятное дело: совершить такой бросок — это не в полковничьей пролетке ездить в гимназию!

Ездовые, как бы чувствуя свою вину за то, что не дождались пулеметчиков в условленном месте, ухаживали за ними, как няньки за детьми: принесли воды для умывания, расставили котелки, наполненные горячей, дымящейся вермишелью с консервами, нарезали хлеб и разложили на чистом полотенце. «Прямо садись и ешь вволю, как господа офицеры», — подумал Ванюша, поглядывая на Акима Каглу уже без всякой обиды. Сытно поели, всех разморило и потянуло ко сну. Сразу и заснули. Дежурство несли ездовые и фельдфебель. Расхаживая между двуколками, он инструктировал артельщика, поваров и писаря.

Лошади, как и люди, были измотаны и тоже свалились около коновязи. Стояли только офицерские верховые и пара Акима Каглы. Он им не давал покоя, переходил от одной к другой, растирал соломенными жгутами и чистил щетками. «Скотина, она тоже любит чистоту», — как бы оправдываясь, бормотал себе под нос Аким. Потом он старательно почистил станок к пулемету, а седьмой номер Мешков, который виноват был больше всех, вымыл щит. Действительно, мог же Мешков остаться у железнодорожной будки с верховыми лошадьми под вьюк пулемета! Тогда бы никто и в ус не дул, шли бы себе пулеметчики возле вьюков легко и свободно.