Борис Могилевский - Артем

— Возвещенные царским правительством свободы — свобода слова, неприкосновенность личности — есть обман; говорить правду на предвыборных собраниях царские чиновники не дают, жандармы, сыщики, полицейские за каждое сказанное «лишнее слово» хватают и бросают в тюрьмы, а эти тюрьмы в настоящее время превратились в застенки, где наших товарищей истязают, а то и убивают без суда и следствия; военно-полевые суды превратились в постоянное орудие расправы… Расстреляли, повесили и сослали на каторгу тысячи наших лучших товарищей, боровшихся за дело рабочего класса.

Один за другим поднимались на трибуну уполномоченные-рабочие и рассказывали о тяжелой жизни своих товарищей, о своем бесправном положении.

Запомнилась безыскусная речь бедно одетого, в лаптях рабочего-татарина из Бикбарды. Ломаным русским языком, с большой обидой и слезами на глазах он говорил:

— Наш хозяин совсем мало дает кушать. Работаем много, а кушаем мало, нечем кормить жен и детей. Сами работаем шибко, а детей посылаем по миру. Наша водка не пьет, а на хлеб не хватает. Хозяин богата, ему нада башка кончать…

Уполномоченные бурно аплодировали этому оратору в лохмотьях.

После татарина выступил господин в хорошем костюме, при твердом воротничке и галстуке. Он не волновался, говорил спокойно и красиво. Назвал себя господином электриком из Екатеринбурга, рабочим городской электростанции. Он ратовал за 8-часовой рабочий день, но только там, где это будет целесообразно. Он требовал отчуждения земель в пользу крестьян, но за справедливый выкуп, выплачиваемый помещикам, и все в таком же роде. Кадетская личина выпирала из-под белоснежного твердого воротничка. Из зала донеслись крики: «Довольно!» Знаем мы вас!» Это был единственный кадет, затесавшийся в рабочую курию.

Уже был готов список кандидатов в выборщики, составленный большевиками. Собрались этот список огласить, но на трибуну вышел полицейский чиновник и объявил, что время, определенное властями для этого заседания, истекло.

— Прошу очистить зал, — заявил пристав.

Уполномоченные расходились по домам. Вышел из краеведческого музея и Шпагин с товарищами. Не прошли и двухсот метров, как заметили за собой «хвост»: агенты охранки выслеживали уполномоченных по выборам в Государственную думу, — факт примечательный, характеризующий царские «свободы».

Были приняты меры, чтобы отряхнуться от шпиков. Попарно разошлись в разные стороны. Наняли извозчиков и «замели след».

«Через полчаса мы были в Мотовилихе, — вспоминает Шпагин. — Недалеко от станции в одной убогой лачужке нашли Артема. Сделали ему подробный доклад о состоянии дел и представили список кандидатов. Артем просмотрел и внес в него две поправки. Список в окончательной форме немедленно был сдан для размножения и в ту же ночь отпечатан на гектографе в количестве трехсот экземпляров…»

Утром следующего дня у входа в зал краеведческого музея стояли товарищи, которые раздавали большевистский список всем уполномоченным. Этот список был единственным на съезде.

Городской голова Перми Рябинин открыл второе заседание съезда и объяснил порядок избрания — выборщиков. Каждый уполномоченный имел право составить от своего имени список желаемых кандидатов в выборщики и передать его в избирательную комиссию. Из собранных комиссией списков составлялся общий список кандидатов в выборщики, и каждое упомянутое в нем имя подвергалось баллотировке — голосованию. В списке большевиков значилось 10 товарищей, к ним было добавлено уполномоченными еще 25 имен.

В итоге баллотировки восемь из десяти большевиков были избраны выборщиками в Государственную думу. Девятым был рабочий с Юго-Камского завода, также поддержанный большевиками, и десятым председатель съезда железнодорожник Бараш. Этот эсер солгал съезду, что он по убеждениям социал-демократ, и этим обманным путем пролез в выборщики.

Выборщиков поздравляли с избранием, вручали им наказы от избирателей.

Приближался завершающий этап избирательной кампании.

Выборщики съезжались в Пермь. Они должны были сказать свое веское слово — избрать депутатов от Урала во II Государственную думу. Большевикам теперь необходимо было вести политическую работу среди всех выборщиков: рабочих, крестьян и служащих.

«Однажды вечером, за четыре дня до выборов, Артем пришел ко мне на квартиру, — пишет Шпагин, — и заявил, что мне надо оставить работу в мастерских и заняться проведением бесед с вновь прибывающими выборщиками. Потом Артем, глядя на меня в упор, вдруг задал мне вопрос:

— Кувалда, что ты скажешь, если мы выставим твою кандидатуру в члены Государственной думы? Хватит ли у тебя духу выдержать все то, что может последовать в случае разгона думы?

Я был смущен и не сразу мог дать ответ.

— Быть в роли депутата не так-то уж легко, — заметил я, — к тому же, ты сам знаешь, Артем, у меня подготовка невелика.

— Ну, на этот счет не беспокойся, — возразил Артем. — А вот насчет семьи, которая может остаться, — вопрос. Впрочем, оставим это до завтрашнего дня.

С этими словами Артем вышел от меня».

Пятого февраля состоялось первое предвыборное собрание выборщиков. Вершителями судеб были крестьяне, их насчитывалось более ста человек. Большинство из них сочувствовало эсерам, но были и приверженцы социал-демократов. Членов РСДРП среди выборщиков насчитывалось 35 человек, кадетов до 45. При таком соотношении сил большевикам трудно было рассчитывать на значительные успехи.

На предвыборном собрании большевики выдержали натиск черносотенцев. Последние получили от представителей рабочего класса достойную отповедь.

Большевик Петров, человек не молодой, с окладистой бородой, дал отпор царским прихвостням:

— Граждане, вы слышали, как монархисты вызывающе держали себя в своих выступлениях против социал-демократов? Во многих случаях они говорили ложь. Но мы идем прямой дорогой, провокаций не устраиваем, наша партия открыто заявляет, за что она будет в думе бороться, а именно: за отчуждение земли для крестьян без выкупа, за восьмичасовой рабочий день для рабочих и за Учредительное собрание.

Петров и другие ораторы-большевики сделали свое дело: симпатии многих крестьян-выборщиков склонились на сторону товарищей Артема.

Вечером того же дня состоялось нелегальное совещание фракции социал-демократов.

Маленькая узкая комната. Артем сидит на подоконнике единственного окна. Входят товарищи. В числе других пришел и Чащин. Он приблизился к Артему, протянул ему руку. Артем остро взглянул веселыми глазами на надеждинца, чем привел его в некоторое смущение. «Что это Артем так многозначительно поздоровался со мной? Глазами сверлит, а они веселые, озорные… Что-то готовит мне».