Виктор Степанов - Рота почетного караула

Андрей вспыхнул, но не подал виду, что оскорбился.

- Я служу в роте почетного караула, - неожиданно прямо сказал он. - И мы имеем возможность... Разрешите, спишу данные...

- Это что же за рота? Ах да! - Поджав губы и нарочито нахмурив брови, но не скрывая насмешки, она всплеснула руками: - Встречаете королей и герцогов? - И сразу же посерьезнела: - Пишите!

Андрей с готовностью достал записную книжку, отлистал страничку с буквой "С".

- Почему вы решили, что я на "С"? - спросила она с удивлением.

- Я не вас, я его... - пробормотал уличенный Андрей, показывая на ватманскую трубку.

- А я так и поняла, - кивнула она, дрогнув завитушками.

- Так как? - настороженно, боясь, что его стратегический замысел, уже разгаданный, сорвется, спросил Андрей.

- Вот, - сказала девушка, - Настя... Можете позвонить... - И назвала номер телефона.

- Спасибо, - проговорил Андрей.

За что он сказал "спасибо"?

К ним гуськом подходили Матюшин, Сарычев и Патешонков.

- Вы куда провалились, Звягин? - начальственно спросил Матюшин, но, взглянув на девушку, осекся и сказал мягче. - Пора ехать в роту!

- До свидания, - произнес Андрей, желая сейчас одного: чтобы Настя осталась, чтобы не пошла с ними - все-таки у Матюшина вид был параднее да и сам он куда симпатичнее.

- Жду, - подала легкую руку Настя. - До свидания...

До конца аллеи они молчали. Первым не выдержал Матюшин:

- За такие штучки два наряда дают... Мы всесоюзный розыск хотели объявлять.

Андрей не ответил, все ощупывал в кармане записную книжку.

- И когда успел закадрить? От хлопец!.. Поделился бы опытом! - с одобрением посетовал Сарычев...

Поздним вечером, выбрав момент, когда опустел кабинет командира роты, Андрей тенью проскользнул в дверь, подскочил к телефону и набрал уже заученный наизусть номер.

Два гудка он ждал. Нет, два с половиной. Кто-то снял трубку там, далеко-далеко, в сверкающем огнями городе, и ее, да-да, ее голос приглушенно вымолвил:

- Алло!..

Андрей затаил дыхание, боясь потревожить микрофон, выдать себя.

- Алло!.. - с беспокойством повторил голос. Это была она.

11

В казарме ты все равно как на рентгене. Глаза друзей просвечивают насквозь. Линьков шмыгнул носом хитровато:

- Послушай, Звягин, ты, никак, в спортлото выиграл?

И сам себя Андрей чуть с головой не выдал. Однажды на вечерней прогулке он, не обладавший особым музыкальным слухом, без команды, опередив запевалу, вдруг затянул: "Не плачь, девчонка, пройдут дожди". Рота, растерявшись на минуту от такой инициативы, нестройно подхватила, и, когда, выдохнув припев, снова прислушалась, лейтенант Гориков неожиданно подбодрил новоявленного запевалу:

- Продолжайте, Звягин!

Андрей осмелел, взял увереннее, тоном пониже, и эхом ударилось в забор, заметалось в такт вечерним усталым шагам: "Солдат вернется, ты только жди..."

Откуда роте было знать, что Андрей пел о Насте и что, заглядывая в уютные огни "гражданских" окон, сиявших над забором, он мыслями был уже в увольнении, рядом с ней.

...Они встретились возле метро "Университет" без двух минут одиннадцать. Андрей выскочил в стеклянные двери и сразу увидел Настю: ожидая его, она стояла напротив дверей в синем брючном костюме - похожая и непохожая, совсем другая, чем тогда, и парке. Что-то незнакомое появилось в ней, и в то же время она стала словно бы проще, доступнее. Андрей уловил почему - Настя не держала в руке ватманского листа с фотографией солдата, и они как будто освободились от кого-то лишнего, мешавшего им нормально разговаривать. Почему тогда он так обрадовался, что с ней нет фотографии?

"Она, наверное, забыла", - подумал Андрей, и очень хорошо, что забыла, потому что и он тоже совсем забыл, ничего не успел узнать, а и что он мог сделать...

- Вы первый раз на Ленинских горах? - просто спросила Настя.

- Я в Москве-то, можно сказать, впервые, - признался, смутясь, Андрей.

Они молча пошли вдоль прямого, похожего на огромную аллею проспекта на тротуаре лежал опавший яблоневый цвет, его, наверное, не успевали подметать дворники. Цвет был густой, пушистый и такой свежий и белый, что от него, казалось, веяло острым холодком первого снега. "Как хорошо тут! думал Андрей. - Лишь бы она не спросила..."

- Мы идем на мое любимое место, - проговорила Настя. - Вы лес любите?

Он не понял, почему она спросила именно о лесе. Может быть, потому, что в это время они проходили мимо молодых, с зеленоватыми стволами, уже подстриженных тополей, сладко пахнувших первой листвой. У тротуара стояла шеренга голубых елей, таких нарядно-торжественных, словно они сами только что притопали сюда из-под Кремлевской стены.

- Вот мы и пришли, - сказала наконец Настя.

Прямо перед Андреем из темно-зеленого, островерхого хоровода елей устремилось к небу, ввинчиваясь в синеву шпилем, знакомое и непривычно близко увиденное здание. Квадратики бесчисленных окон, уменьшаясь, убегали вверх, как точки на светящейся рекламе.

- Узнаете? - загадочно спросила Настя.

- Университет!

- вот и не угадали, - засмеялась она. - Это же настоящий орган! Правда? Вот те колонны, низы, как трубы... разных регистров. А музыку слышите? - Настя приложила палец к губам, помолчала и не выдержав, рассмеялась: - Вот вам моя тайна. Правда, интересно? Только отсюда, с этого места, можно увидеть университет вот таким...

По аллее из незнакомых, южных, похожих на кипарисы, деревьев они вышли к гранитному парапету, возле которого толпилось множество людей, наверное приехавших сюда на автобусах, что с распахнутыми дверцами поджидали рядом.

- Смотрите, - проговорила Настя, отступив, пропуская его вперед, как бы на лучшее место.

Внизу, за сбегающими с крутого обрыва липами, макушки которых густо обволокло зеленым дымом листвы, голубела, чешуйчато поблескивала в привольном изгибе Москва-река. Она была здесь широкой, берега перехватил легкий, воздушный полумесяц моста.

Деревья ветвились свободно, не по-городскому, многие из них были уже старыми, но даже самые высокие покачивали верхушками далеко-далеко внизу. От деревьев, от реки Андрей перевел взгляд дальше, и ему почудилось, что он слышит музыку. Как в огромной чаше, окаймленной лентой реки, тысячами, а может быть, миллионами окон сверкал на солнце город. Как будто звездное небо упало и вдребезги разбилось о дома. И Андрей с Настей стояли не на смотровой площадке, а на крыле гигантского самолета, что упруго парил над великим городом.

Над Москвой великой, златоглавою, Над стеной Кремлевской белокаменной... Из-за дальних лесов, из-за синих гор, По тесовым кровелькам играючи, Тучки серые разгоняючи, Заря алая подымается;

Разметала кудри золотистые, Умывается снегами рассыпчатыми, Как красавица, глядя в зеркальце, В небо чистое смотрит, улыбается.