Василий Катанян - Лиля Брик. Жизнь

Наталья Брюханенко, о которой речь впереди, однажды рассказала: «Как-то я была у Маяковского в Гендриковом переулке. Лиля сидела в столовой.

Володя, дай мне денег на варенье, — сказала она.

Сколько?

Двести рублей.

Пожалуйста. — Он вынул из кармана деньги и положил перед ней.

Двести рублей на варенье! Это сумма, равная нескольким студенческим стипендиям, выданная только на варенье так просто и спокойно, поразила меня. Я не сообразила, что это ведь на целый год, и сколько народу бывало у них в гостях, и как сам Маяковский любил варенье!»

Народу бывало много всегда. Все трое притягивали к себе людей, это был «литературный салон», выражаясь языком прошлого или настоящего. Но в двадцатые годы, в борьбе за новый быт и новые отношения, слово «салон» презирали, и это был просто «дом Бриков и Маяковского», где собирался литературно-артистический люд, где поэты читали только что написанные стихи, где хозяйкой салона (хотя очень уж не подходит это слово для тесно набитой комнатушки) была ЛЮ, а главной фигурой, разумеется, Маяковский. Но так продолжалось и после Маяковского, до конца дней ЛЮ. Видимо, личность ее притягивала тех, кто занимался искусством и стремился к новому в литературе, в живописи или в музыке, даже в науке. Круг ее интересов был широк, но больше всего она любила поэзию, отлично ее знала и разбиралась в ней отлично. Она была для Маяковского абсолютным авторитетом, и он говорил:

«— Лиля всегда права.

Даже если она утверждает, что шкаф стоит на потолке? — спрашивал Асеев.

Конечно. Ведь с позиции нашего второго этажа шкаф на третьем этаже действительно стоит на потолке».

Недаром одну из книг он надписал: «Лилиньке, автору стихов моих. Володя».

В воспоминаниях художника Нюрнберга есть примечательные строки: «Это была женщина самоуверенная и эгоцентричная. Маяковский, что меня удивляло, охотно ей подчинялся, особенно ее воле, ее вкусу и мере вещей. Это была женщина с очень крепкой организованной волей. И вся эта воля приносила, мне кажется, пользу творческой жизни поэта. Конечно, она не была Белинским, но она делала замечания часто по существу. Я был свидетелем, когда она делала ему замечания и он соглашался».

Самая большая комната в квартире была всего четырнадцать метров, и непонятно, как в нее набивалось огромное количество народу в дни, когда поэт читал новые стихи. Правда, круг людей, которые посещали их квартиру, постоянно менялся в силу всевозможных дел, связывавших хозяев с нужными людьми. Сегодня искусствовед Николай Пунин, завтра журналист Михаил Кольцов или кинорежиссер Борис Барнет, американский писатель Синклер или актеры японского традиционного театра «Кабу — ки»… А просто хорошие приятели, портнихи, врачи, родные или приезжие?

Лиля была гостеприимна, и дом, как говорится, открытый. Среди посетителей за самоваром можно было время от времени увидеть и Якова Агранова, заместителя шефа ОГПУ, других известных чекистов, к примеру, Эльберта по кличке Сноб. Они были знакомыми Маяковского и попали в дом через него. С Я. М. Горожаниным, видным чекистом, привлекательным и культурным человеком, как вспоминал мой отец, Маяковский познакомился в Харькове и даже работал с ним над сценарием «Инженер д’Арси». Он и познакомил поэта со многими чекистами, которые стали бывать у них в гостях, ездили на дачу.

С Фаней и Зорей Воловичами, советскими резидентами в Париже, Маяковский познакомился там, и они тоже бывали у него в доме. В свое время Фаня была арестована в Париже в связи с громким делом о таинственном исчезновении белого генерала Кутепова. Зоря сумел выкрасть ее из тюремной больницы, и они снова появились в Москве. Все эти жизни оборвались в период репрессий, кроме Эльберта, который погиб во время войны.

О. М. Брик в 1920–1921 годах работал в юридическом отделе МЧК, но был уволен за нерадивую работу и происхождение — сын коммерсанта-ювелира.

Бенедикт Сарнов вспоминал, как он был в гостях у Лили Юрьевны в семидесятых годах, когда все уже стало известно про это учреждение на Лубянке, и она сказала: «Подумать только! А мы-то тогда считали работников ГПУ святыми людьми!»

Можно быть уверенными, что, часто бывая в доме Бриков и занимая различные посты в известном ведомстве, люди эти наблюдали и за хозяевами, и за их многочисленными визитерами, были в курсе их дел и разговоров и передавали информацию о настроениях интеллигенции, бывавшей в доме, куда надо. Об этом нетрудно догадаться. Мои родители встречали их там и понимали, в чем дело. Моя мать вспоминала, как однажды (она печатала архив Маяковского в его комнате) Агранов вошел и встал за ее спиной. Она как бы невзначай накрыла текст листом бумаги. Он насмешливо спросил ее: неужели она думает, что в этом доме есть что-нибудь такое, что он не прочел бы, если бы захотел?

Имя Агранова возникает время от времени, когда пытаются объяснить смерть поэта. Современная эпоха гласности, отменив, к сожалению, проверку фактов при публикации, допускает случаи и нелепые, и антиисторические. Я читал, что поэта застрелил Агранов, но ловко скрылся. Или еще — вдруг сообщили в печати, что предсмертное письмо Маяковского написала лично Лиля Юрьевна, что это ее рука и она сочинила именно то, что ей было выгодно. Агранов же, подыгрывая ей, мол, держал письмо в сейфе, показывая копию.

Недавно была устроена графологическая экспертиза, опиравшаяся на последние достижения науки, которая указала на несостоятельность вздорной версии и доказала подлинность почерка поэта. Кроме того, горе-версификаторы не приняли во внимание тот факт, что Л. Брик в это время была в Лондоне. Ну и что? Чушь тиражировалась долго.

Так же долго мусолили «роман» Лили Брик с Яковом Аграновым. Он и его жена Валя с дочкой Норочкой находились в хороших отношениях со всеми тремя хозяевами и бывали у них частыми гостями. Вообще, как известно, Лиля Юрьевна своих романов не скрывала, не скрыла бы и этот, учитывая высокое положение Агранова. Но об этой ее связи в те годы никогда не было речи с ее стороны. «Я не слышала, чтобы наши имена тогда как-то связывали, — говорила она. — Почему это появилось позже, когда Агранова расстреляли? Не могу объяснить. Но вообще стоило мне приветливо поговорить с мужчиной или, наоборот, отринуть его, как тут же появлялось сочинение на тему «Лиля Брик и NN» и шло по городу, обрастая подробностями».

Поколение за поколением — от школьников до академиков — считают своим долгом всенародно решать, кого следовало любить Маяковскому, а кого нет. Это дало Лиле Юрьевне основание заметить: «Конечно, Володе хорошо было бы жениться на нашей домработнице Аннушке, подобно тому, как вся Россия хотела, чтобы Пушкин женился на Арине Родионовне. Тогда меня, думаю, оставили бы в покое».