Роберт Масси - Николай и Александра

Ночь прошла тревожно. В девять вечера позвонили по телефону и предупредили, что толпа мятежников движется в сторону дворца. Минуту спустя в 300 саженях от дворца был убит казак. Винтовочные выстрелы слышались все ближе. Жильяр продолжает: «Мы подходим к окнам и видим генерала Ресина во главе двух рот Сводного гвардейского полка – личной охраны Его Величества, составленной из всех гвардейских частей, занимающих позицию перед дворцом. Я также вижу матросов Гвардейского экипажа и казаков конвоя Его Величества. Ворота парков охраняются усиленными караулами, солдатами в четыре шеренги, готовыми открыть огонь. Столкновение кажется неизбежным». Накинув на плечи платок, несмотря на холод, в белом халате сестры милосердия, сопровождаемая семнадцатилетней великой княжной Марией Николаевной и графом Бенкендорфом, императрица выходит к войскам, чтобы предотвратить кровопролитие.

«Это было незабываемое зрелище, – вспоминала баронесса Буксгевден, наблюдавшая за происходящим из окна. – Было темно, лишь отраженный снегом тусклый свет падал на стволы винтовок. Солдаты приготовились к бою. Первая шеренга встала на колено, вторая взяла винтовки наперевес. На белом фоне дворца выделялись фигуры императрицы и великой княжны, которые перемещались от одной шеренги к другой». Подходя то к одному, то к другому бойцу, государыня говорила, что доверяет им целиком, что жизнь наследника в их руках. Графу Бенкендорфу, старому служаке, показалось, что некоторые солдаты отвечали довольно недружелюбно, но императрица, по словам Лили Ден, вернулась во дворец окрыленная. Она полностью верила в «народ». «Это все наши друзья, – твердила она. – Они так нам преданы». Государыня предложила замерзшим солдатам зайти во дворец и выпить горячего чаю.

Не раздеваясь, Александра Федоровна прилегла. Ночью она несколько раз вставала: сначала принесла одеяла графине Бенкендорф и баронессе Буксгевден, которые устроились на диванах в гостиной, потом пришла в одних чулках, чтобы угостить их фруктами и печеньем.

Шум и стрельба приближались. Мятежники подошли к китайской пагоде неподалеку от Екатерининского дворца. Посчитав, что Александровский дворец защищает несметное количество войск, а на крыше множество пулеметов, бунтовщики дрогнули и отступили.

Хотя дворец никто не атаковал, в детских отчетливо слышны были звуки выстрелов. Больным детям, метавшимся в горячке, заявили, будто идут учения. Лили Ден и Анастасия Николаевна, спавшие в одной комнате, подошли к окну. Во дворе они увидели большое полевое орудие. Рядом, притопывая ногами, чтобы согреться, находились часовые и артиллеристы. «Вот папа удивится», – разглядывая пушку, проговорила великая княжна.

В среду 1 (14) марта в пять утра императрица была уже на ногах. Но ее уведомили, что государь задерживается. «Возможно, из-за метели», – произнесла Александра Федоровна и прилегла на кушетку. Но Анастасия Николаевна встревожилась. «Лили, поезд никогда не опаздывает. Поскорее бы приехал папа». В восемь часов императрице сообщили, что поезд задержан в Малой Вишере. Встав с кушетки, государыня отправила супругу телеграмму. Вырубова вспоминала: «Вся надежда ее была в скором возвращении государя: она посылала ему телеграмму за телеграммой, умоляя вернуться как можно скорее. Но телеграммы эти возвращались ей с телеграфа с надписью синим карандашом, что место пребывания адресата неизвестно».

Среди частей, охраняющих дворец, тем временем началось разложение. Из окна императрица заметила, что у многих солдат, находившихся во дворе, на рукавах появились белые платки. Это означало, что обе стороны достигли договоренности: если на обороняющихся не будут нападать, то и верные государыне войска не выступят против обосновавшихся в Царском мятежников. Такая договоренность была достигнута при посредничестве одного из депутатов Думы. Узнав об этом, государыня с горечью воскликнула: «Все теперь в руках у Думы».

На следующее утро, 2 (15) марта, на императрицу обрушился еще более тяжелый удар. Смертельно бледная, она подошла к фрейлине и с обидой проговорила:

– Лили, наши защитники нас покинули.

– Но почему, Ваше Величество? Ради Бога, скажите, почему?

– Так распорядился их командир, великий князь Кирилл Владимирович, – затем, не выдержав, с мукой в голосе произнесла: – Мои моряки – мои собственные моряки. Поверить не могу.

2 (15) марта в Пскове государь переделал и подписал манифест об отречении. Императрицу, не знавшую о местонахождении супруга, преследовали одна беда за другой. Начал поправляться наследник, но появились явные симптомы недуга у княжон Анастасии и Марии. Электричество и водоснабжение были отключены. Воду брали из проруби в пруду. Перестал действовать лифт, соединявший комнаты императрицы со спальнями ее дочерей. Государыне приходилось подниматься пешком, поминутно останавливаясь, чтобы отдышаться. Чтобы попасть в комнату Вырубовой, расположенную в другом крыле, императрица ехала в кресле-коляске по темным залам дворца, в котором почти не осталось прислуги. Однако, зная, что все смотрят на нее, государыня говорила Лили: «Мне нельзя сдаваться. Я твержу себе: „нельзя“, и это мне помогает».

3 (16) марта, в пятницу, снова поднялась метель. Ветер рвал оконные рамы, наметал огромные сугробы на дорожках парка. Во дворец просачивались новые, тревожные вести. В 4½ утра доктору Боткину позвонил член Временного комитета Думы, чтобы справиться о здоровье цесаревича. Пришедшие днем из Петрограда дворцовые слуги заявили, что в столице расклеены плакаты с манифестом об отречении царя от престола. Государыня отказывалась верить такого рода сообщениям. В пять часов вечера во дворец доставили листовки, где отмечалось, что Николай II отрекся от престола, что великий князь Михаил Александрович отказался принять корону и что образовано Временное правительство. Офицеры конвоя и свитские читали эти объявления со слезами на глазах. В семь вечера приехал Павел Александрович, дядя императора, и тотчас направился в покои государыни. Великая княжна Мария Николаевна и Лили Ден, сидевшие в соседней комнате, слышали их взволнованные голоса.

После этого, как писала Лили Ден, «дверь отворилась и вошла государыня. Лицо искажено страданием, в глазах слезы. Передвигалась она с трудом».

Вырубова так описывает эти события: «Ден кинулась ее поддержать, так как она чуть не упала. Опираясь на письменный стол, государыня повторяла: „Abdiqúe“ [109](Лили не говорила тогда по-английски). „Мой бедный, дорогой, страдает совсем один… Боже, как он должен страдать!“ Все сердце и душа государыни были с ее супругом».

В тот вечер, вспоминал П. Жильяр, «я видел Ее Величество вечером у Алексея Николаевича. Ее лицо исказилось, но, сделав над собою почти сверхчеловеческое усилие, она, как обыкновенно, пришла навестить своих детей, чтобы ничто не беспокоило больных, которые не знали, что произошло со времени отъезда императора в Ставку».