Г. Бельская - Убийства в Доме Романовых и загадки Дома Романовых

Еще не придя в себя от шока, вызванного 1 марта, власть поспешила организовать следствие, судебный процесс и — как их естественный и неизбежный результат — смертную казнь всех причастных к убийству на Екатерининском канале. С чисто практической стороны все эти процедуры были не слишком сложными; с моральной — они не вызывали у представителей власти ни малейших сомнений. Единственный в своем роде призыв Владимира Соловьева к новому царю — разорвать порочный «кровавый круг», встать выше мести, выше борьбы, ближе к Христу — был воспринят сыном убитого, Александром III? как проявление психопатии.

Противостоящая сторона отвечала власти взаимным чувством такой же силы. Вот любопытнейшие строки из «Истории моего современника» В.Г. Короленко — одного из тех, до сих пор не оцененных нами работников, который на протяжении всей своей жизни, без надрыва и истерик, в меру своих недюжинных сил и способностей пытался сделать Россию более культурной, более цивилизованной страной. Короленко вспоминает, как, узнав о смерти Александра, в ссылке, «среди пустынных и холодных берегов Лены», он начал сочинять поэму в прозе: «Александр II, молодой, одушевленный освободительными планами, и Желябов, его убийца, смотрят с далекой высоты на свою холодную родину и беседуют о далекой трагедии, обратившей их лучшие стремления друг против друга. Когда-то одна правда, хоть в разное время светила им обоим, но она затерялась во мгле и туманах. И две тени говорят о том, как разыскать ее…»

Подобная позиция для представителя радикального лагеря, для ссыльного, причем сосланного явно несправедливо, — совершенно уникальна; очевидно, что автор подобных строк органически не способен был стать «отщепенцем». Тем более характерно их продолжение: «Это было очень наивно, и поэма кончалась примечанием какого-то революционера, которому поэма автора, умершего в далекой ссылке, попадает в руки: «Господи боже, какой дикий бред!» А ведь когда-то наш товарищ был с очень трезвым умом»…

Как безжалостно стравила эпоха две силы, которым, казалось бы, сам Бог велел стремиться к максимальному взаимопониманию! И свернув, с пути преобразований, с единственного пути, на котором власть и интеллигенция могли найти общий язык, Россия и впрямь двинулась в бездорожье; изуродованный труп царя был первым, страшным предупреждением о том, к какой пропасти она бредет, — предостережением, которого почти никто из ратоборцев двух противостоящих лагерей не принял на свой счет.

Когда в Петрограде вспыхнули события Февральской смуты, Царская Семья была разделена: Государь, как Верховный Главнокомандующий, находился в то время в Своей Могилёвской Ставке, куда отбыл 8 марта 1917 года. (Здесь и далее все даты указаны по новому стилю.) А Государыня с детьми — в Царском Селе.

На следующий день по прибытии в Ставку, Государь получил две телеграммы от Военного Министра Генерала от Инфантерии М.А. Беляева, в которых сообщалось, что на заводах Петрограда начались забастовки и что среди рабочих растёт недовольство, вызванное нехваткой хлеба, повлёкшее за собой уличные беспорядки. Однако в этих же телеграммах М.А. Беляев сообщал, что серьёзных поводов для беспокойства нет и что данная ситуация находится под полным его контролем.

Но уже 11 марта тот же М.А. Беляев вместе с Командующим Петроградским военным Округом Генерал-Лейтенантом С.С. Хабаловым отправляют новою телеграмму, в которой указывают, что в некоторых воинских частях имеют место случаи применять оружие против рабочих, к которым присоединяется чернь.

В этот же день Председатель Государственной Думы М.В. Родзянко впервые телеграфировал о том, что, вышедшие из подчинения солдаты арестовывают офицеров и переходят на сторону рабочих и черни, для чего в самом срочном порядке необходима переброска в Петроград надёжных частей. А вечером того же дня и утром следующего, тот же М.В. Родзянко сообщал о том, что единственная возможность водворения порядка в столице — издание Государем Высочайшего Манифеста об ответственности министров перед Государственной Думой. Для чего необходимо увольнение в отставку всех министров и сформирование нового кабинета лицом, пользующимся общественным доверием.

12 марта родной брат Государя — Великий Князь Михаил Александрович вызвал к прямому проводу Начальника Штаба Ставки Верховного Главнокомандующего Генерала от Инфантерии М.В. Алексеева, в разговоре с которым подтвердил сообщённые М.В. Родзянко сведения, а также поддержал его предложение о формировании нового кабинета такими лицами, как Председатель Земского союза и Союза городов Князь Г.Е. Львов и М.В. Родзянко.

На основании полученных телеграмм, генерал М.В. Алексеев, по Высочайшему Повелению, разослал телеграммы командующим Западного и Северного фронтов о необходимости приготовления к отправке в Петроград некоторых воинских частей, общее руководство которыми по подавлению мятежа должен был взять на себя Генерал от Инфантерии Н.И. Иванов.

Ранним утром 13 марта Государь отбыл в Царское Село, согласно намеченному маршруту: Могилёв — Орша — Смоленск — Лихославль — Бологое — Тосно. Первым шёл Свитский поезд, а в расстоянии часа езды от него — Царский. По мере продвижения Свитского поезда, находящимся в нём стало известно, что в Петрограде возникла новая власть в лице Временного Комитета Государственной Думы. (10 марта 1917 г. Высочайшим Повелением Государя деятельность Государственной Думы была приостановлена, однако, не желая подчиниться монаршей воле, депутатами этого собрания был образован означенный комитет.) И что именно этим Временным Комитетом ГД было отдано распоряжение направить поезд Государя не в Царское Село, а в Петроград. В связи с этим обстоятельством, Государем было принято решение ехать на Псков, так как узловые пункты Любань и Тосно уже были заняты революционными войсками.

Удачно миновав Псков, Царский Поезд был блокирован на ст. «Дно», где Государь, оказавшись в руках изменников-заговорщиков был вынужден подписать Своё отречение от Престола Государства Российского 15 (2) марта 1917 года, передав Верховную власть Своему брату — Великому Князю Михаилу Александровичу.

Поздно вечером экс-Император возвратился в Могилёв, где 20 марта Им было собственноручно составлено прощальное обращение к Русской Армии.

21 марта в Могилёвскую Ставку прибыли члены Государственной Думы — А.А. Бубликов, В.М. Вершинин, С.Ф. Грибунин, С.А. Калинин. Там их ждали, так как думали, что они прибыли сопровождать экс-Императора в Царское Село. Но когда Государь сел в поезд, ими было объявлено, что он арестован…