Жаклин Паскарль - Как я была принцессой

Бахрин сумел отомстить мне за упрямство, проявленное в вопросе о суннате . Он прилетел из Куала-Лумпура за пару дней до того, как нашей дочери исполнялось сорок дней. В этот день полагалось устраивать праздник, частью которого был и талил – поминание покойного деда Бахрина. По традиции отец ребенка приглашал на обед священнослужителей, и те произносили молитвы о здоровье новорожденного и об упокоении его умерших родственников. Огромное количество угощений – карри, рис, соления, маринады и сладости – выставлялось на расстеленные прямо на полу белые скатерти, вокруг которых рассаживались гости, разумеется, только мужчины. Остатки угощения обычно посылались родственникам, а также раздавались бедным.

За день до праздника я с Аддином и малышкой играла в гостиной, когда вдруг услышала испуганное козлиное блеяние. Узнав голос нашего козленка, я выскочила на улицу и увидела сцену, память о которой преследует меня до сих пор. Ноненг за связанные задние ноги был подвешен к балке стоявшего в нашем саду домика, и вокруг него толпились какие-то люди в тюрбанах; чуть в стороне стоял Бахрин.

– Что вы делаете? – ахнула я, увидев, что один из незнакомцев туже затягивает веревку и поднимает козленка еще выше.

– Запасаемся мясом для завтрашнего талила , – со смехом ответил Бахрин.

– Нет! Не смейте! Нет! – отчаянно закричала я и бросилась к группе мужчин, но меня, схватив за руку, остановила свекровь.

Я все равно опоздала бы, потому что в ту же секунду увидела, как блестящий нож полоснул по горлу моего любимца и тот издал короткий, исполненный муки крик. После этого во дворе стало совершенно тихо.

– Я ненавижу тебя! Ненавижу! – крикнула я Бахрину, опустилась на землю и заплакала.

Свекровь и подоспевшие слуги помогли мне подняться и увели в дом, и там меня несколько часов безостановочно рвало, и Ноненг с перерезанным горлом все время стоял перед глазами.

На следующий день, когда гости разошлись, Бахрин вошел в спальню с подносом, полным еды, и ледяным тоном приказал мне поесть. Как он и ожидал, я отказалась притронуться к карри, приготовленному из козленка, которого я выкормила своими руками.

Мой отказ, похоже, даже обрадовал Бахрина. У него появился новый повод преподать мне урок. Схватив за волосы, он повалил меня на пол, а сам уселся сверху, крепко прижав мои руки к бокам.

– Ты съешь это вкусное и питательное блюдо! Ты сделаешь так, как я тебе велю.

– Нет!

– Тогда мне придется заставить тебя, так ведь, Ясмин? Зачем тебе обязательно надо все усложнять? – Он взял кусочек мяса и поднес к моим губам. – Я кормил это животное и истратил на него кучу денег, а теперь я просто вернул себе часть этих средств.

Он попытался засунуть кусок мяса мне в рот, а я извивалась, боролась и старалась освободиться, но все безуспешно. Наконец Бахрин сумел разжать мне зубы и втолкнуть мясо, а потом крепко зажал ладонью рот, для того чтобы я его не выплюнула.

– Жуй, сука! Жуй!

Я потрясла головой, и он несколько раз сильно стукнул меня затылком о мраморный пол, с каждым ударом повторяя: «Жуй!»

В конце концов мне пришлось покориться. По его глазам я поняла, что иначе он будет колотить меня головой об пол до тех пор, пока не убьет.

– Теперь глотай, – с удовлетворенной улыбкой скомандовал муж. – Умница.

Я боролась с судорожным приступом рвоты, а Бахрин наконец встал с меня и вышел из комнаты. Через минуту я услышала, как во дворе он заводит свою новую машину и уезжает прочь.

Две или три последовавшие за этим происшествием недели наш брак продолжал разваливаться прямо на глазах. Произошло несколько событий и перемен, после которых мне стало уже совершенно ясно, что он обречен. В кармане Бахрина я нашла чек на ювелирные украшения стоимостью больше десяти тысяч фунтов. Все чаще стала загадочно пропадать его одежда. Все чаще он спешил прервать телефонный разговор и повесить трубку, если я случайно заходила в комнату. Потом он наложил еще более строгие ограничения на мои передвижения по городу, а вскоре и вовсе запретил выходить из дому, не известив его предварительно по телефону. Теперь я не могла даже сходить подстричься в салон в отеле «Пантай». Мой дом стал совсем уж похож на тюрьму, а потом мне позвонила жена Касима, бывшего одноклассника Бахрина, и последний кусочек головоломки наконец встал на место.

Жена Касима пригласила меня к себе, чтобы рассказать что-то важное. Я ее едва знала, и это неожиданное приглашение удивило и заинтересовало меня. Получив разрешение Бахрина, я захватила с собой обоих детей и отправилась в гости. Мы немного поболтали, а затем женщина положила на низенький столик рекламную листовку с фотографией и откинулась на спинку кресла, молча наблюдая за моим лицом. Это был портрет женщины по имени Элми Саллех – малоизвестной певички из одного ночного клуба в Сингапуре. Ничего не понимая, я вопросительно подняла глаза на жену Касима, и та объяснила, почему решила, что мне надо увидеть это фото. По ее словам, это Бахрин привез Элми из Сингапура в Тренгану и устроил ее певицей в отель «Пантай». Она выступала там несколько месяцев и только недавно вернулась в Сингапур. Все это время женщина была официальной любовницей Бахрина, о чем, похоже, знали все, кроме меня. Жена Касима добавила, что сочла своим долгом, пока не поздно, рассказать обо всем мне.

Я смотрела на фотографию и чувствовала, как внутри закипает бешенство. Эта женщина с коротко, как у мальчика, подстриженными волосами, одетая в обтягивающие лосины из лайкры и крошечный топ, была полной противоположностью мне. Мне, его жене, которая носила только длинные свободные одежды, полностью скрывающие руки и ноги, которая не смела подстричь отросшие до пояса волосы, потому что не велел муж, которой запретили даже заниматься аэробикой во дворце, которая жила в постоянном страхе нарушить какое-либо из мусульманских правил – и ради чего все это?! Ради того, чтобы мой муж спал с вульгарной ресторанной певичкой, к тому же матерью восьмилетнего ребенка? Ради того, чтобы он бил и унижал меня, как последнюю рабыню? Ради того, чтобы он проводил надо мною эксперимент по обращению австралийки в ислам, а сам развлекался на стороне с малайской шлюхой, подцепившей его, потому что в ее кругу было модно иметь покровителя из королевской семьи? А я должна узнавать обо всем этом от совершенно чужого человека, чьи мотивы мне пока не ясны. Может, она сообщила мне эту новость только затем, чтобы потом обсудить с подругами мою реакцию. Или сделала это из сочувствия и жалости. Или потому, что ей стыдно за своего соотечественника, который так обращается с женой-иностранкой. Я этого не знала и, честно говоря, даже не хотела знать. Я знала только, что мне надо немедленно вернуться домой, выяснить всю правду и положить конец этой ужасной ситуации.