Жаклин Паскарль - Как я была принцессой

Я вернулась к временной работе, но к тому времени это занятие стало гораздо менее прибыльным из-за общего спада в экономике Австралии. Чтобы немного увеличить наш доход, я начала подрабатывать внештатным консультантом по связям с общественностью, а позже открыла и собственный маленький бизнес, а кроме того, давала уроки танца в балетной школе при Государственном театре.

Джон Сэвидж появился в моей жизни в марте 1989 года, и вместе с ним ко мне окончательно вернулась давно потерянная уверенность в себе. Мы были вместе с Джоном всего полгода, но эти полгода навсегда изменили мое отношение к самой себе. Джон, довольно известный американский актер, приехал в Мельбурн для того, чтобы сыграть главную роль в австралийском фильме «Охота». Он родился в Вермонте, воспитывался в строгой протестантской семье, но в юности взбунтовался, ушел из дома, чтобы стать актером, и очень рано женился. Соблазны Голливуда сделали свое дело, и брак довольно скоро распался, а Джон с некоторым опозданием занялся поисками себя. Когда меня познакомили с ним наши общие друзья, я понятия не имела ни о его карьере в кино, ни о фильмах («Волосы», «Охотник на оленей», за который Джон был номинирован на Оскар, и самый последний – «Крестный отец–3»), но зато сразу же поняла, что наш интерес друг к другу взаимен. Мне нравилось в нем все – пронзительные светло-голубые глаза, непокорные светлые волосы, способность по желанию включать свое неотразимое сценическое обаяние или, подобно хамелеону, сливаться с обстановкой, делаться совершенно незаметным и внимательно наблюдать за присутствующими откуда-нибудь из угла комнаты.

Только от Джона я узнала, какими могут быть отношения между мужчиной и женщиной, только он научил меня смотреть в зеркало и любить себя. Он немедленно подружился с Шах и Аддином, нисколько не возражал, когда они присоединялись к нам на верховой прогулке или на обеде в ресторане, и подолгу разговаривал с ними, выслушивая их мнение с величайшей серьезностью и интересом. Жизнь с Джоном казалась непрерывным и увлекательным приключением, а порой он даже пугал меня своей экстравагантностью – например, когда появлялся на пороге, с ног до головы обвешанный подарками для нас троих. Даже бабушка не устояла перед его обаянием, когда в День матери он в своем пентхаусе в отеле устроил для нее праздничный ланч с шампанским и цветами. В такие моменты я забывала, за кем из нас он ухаживает.

Время от времени Джон заговаривал со мной о свадьбе, но, хоть я и любила его, не спешила говорить «да». Из наших долгих разговоров я знала, что Джон считает меня и детей чем-то вроде пропуска в нормальную жизнь и горько сожалеет о том, что не принимал никакого участия в воспитании своих собственных детей – Дженнифер и Лашлана, но я не чувствовала в себе достаточно сил для того, чтобы стать его спасительницей от демонов Бродвея и Голливуда.

Уехав из Австралии, Джон еще некоторое время продолжал каждый день звонить мне и уговаривал передумать и принять его предложение. Сам он сначала отправился в Южную Африку и там увлекся работой в благотворительной организации «Уорлд вижн», потом переехал в Европу, где снялся в нескольких фильмах, и далее продолжал в том же духе – боролся с соблазнами и бродил по свету, нигде не пуская корней. Мы с ним остались друзьями и старались не терять связи друг с другом – иногда разговаривали по телефону, изредка писали друг другу письма, но чаще всего Джон в самое странное время дня или ночи оставлял на моем автоответчике сообщения из разных диковинных уголков мира и непременно просил передать привет «вомбатам», как он называл Шахиру и Аддина.

Джон был и остается их любимцем и даже стал героем после того, как во время очередного набега Бахрина с предельной ясностью объяснил тому, что Шах никогда больше не должна спать на полу его номера. Мы вместе завозили детей в отель к их отцу, и уже в коридоре Джон прошептал мне на ухо, что сам уладит этот вопрос с моим бывшим мужем. Я не успела даже рта открыть, а он, подмигнув мне, уже уверенно стучал в дверь номера. Бахрин явно растерялся, обнаружив на пороге не только меня и Аддина с Шахирой, но и незнакомого американца, на которого его дети смотрели с нескрываемым обожанием. Наверное, больше всего его поразила наружность незваного гостя: отпущенная для съемок четырехдневная щетина, испачканные глиной ботинки и брезентовый пастушеский плащ. С видом заправского ковбоя Джон прошелся по комнате и невинно поинтересовался у Бахрина, где будут спать дети. Тот немного смутился и поспешно объяснил, что колыбель для Шахиры должны вот-вот принести, а готовый к такому ответу Джон спокойно заметил, что девочке уже четыре года и ей, пожалуй, нужна не колыбель, а настоящая кроватка. Раздраженный Бахрин уже открыл рот, чтобы возразить, но тут же закрыл его, видимо заметив стальной блеск в улыбающихся глазах Джона.

Я была потрясена: мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы Бахрин так откровенно пасовал перед кем-то. Быстренько расцеловав детей, протестующих и ноющих, что они хотят пойти с нами, я вышла из номера, но успела услышать, как Джон на прощанье многозначительно говорит Шахире: «Завтра ты обязательно расскажешь мне, как чудесно тебе спалось в новой кроватке, которую принесет абах ». Зажав рукой рот, чтобы не рассмеяться, я бросилась к лифту.

Джон был и навсегда останется моим другом. Мы обязательно перезваниваемся, когда в наших жизнях происходит что-то важное, и поэтому в марте 1990 года я потратила три дня для того, чтобы разыскать его на съемочной площадке где-то в Италии и сообщить, что выхожу замуж.

Жизнь полна странных совпадений, упущенных возможностей и случайных встреч. Одна из таких случайных встреч, состоявшаяся летним солнечным днем, и решила мою судьбу. После отъезда Джона из Австралии я сделала еще пару вялых попыток наладить свою личную жизнь, но в итоге заработала только новые разочарования и наконец твердо решила, что отныне мужчины интересуют меня исключительно в качестве друзей. Наверное, принимать такое решение – это все равно что махать красным флагом под носом у быка или, иначе говоря, искушать судьбу. Судьба мой вызов приняла и ответила мне 2 декабря 1989 года, когда моя подруга Вив продиктовала незнакомый адрес и попросила меня заехать за ней. Дверь мне открыл красивый мужчина с каштановыми волосами и такими же усами; он улыбнулся и пригласил нас с детьми в дом, где в гостиной уже ждала Вив. Мужчину звали Ян Гиллеспи.

Тем утром мы провели вместе три чудесных часа, увлеченно болтая и совершенно не обращая внимания на мою подругу, несколько раз намекавшую, что нам с ней пора уходить. Мы разговаривали о музыке и о кино, и я упомянула очень тронувший меня накануне вечером документальный фильм под названием «История Сьюзи». Я даже начала пересказывать содержание этой ленты о семье из Сиднея, больной СПИДом, но остановилась на полуслове, заметив странное выражение на лице Вив.