Сергей Реутов - Любовь в объятиях тирана

— Карл-Фридрих из рода Гогенцоллернов, сын Фридриха Вильгельма…

Принц стал еще более прямо, если вообще такое возможно. Пальцы его судорожно сжали руку Елизаветы, а глаза, не отрываясь, глядели в лицо старика пастора.

— Согласен ли ты взять в жены сию деву, стоящую передо мной и рядом с тобой? Согласен ли беречь ее, опекать и наставлять, как это положено мужу, защищать во всякий час дня и ночи, соблюдая обеты, которые дадите друг другу в этом святом месте?

— Да, отец, согласен. Я мечтаю об этом!

Священник, скупо улыбнувшись горячности Фридриха, кивнул и обернулся к цесаревне:

— Девица Анна из рода Орзель, сог…

— Нет, отец мой.

— Что «нет»? — священник опешил.

— Я не Анна Орзель.

«Похоже, шутка Анны удалась на славу — и мы оба попали в ее сети. Однако сочетаться тайным браком, назвавшись к тому же чужим именем, — это чистый фарс! Ох, графиня, втравили вы нас в историю…»

— Ты не Анна?! — воскликнул Фридрих.

— Нет, мой принц. — Цесаревна покачала головой. — Я Елизавета, дочь царя Петра, любящая вас всем сердцем Елизавета.

— Какая еще Елизавета? Та самая? Внебрачная дочь царя и портомои?

Цесаревна похолодела. «Да уж, Анна… Сумели вы повеселиться за наш счет. Но, клянусь, я, дочь Петра, вам этого не прощу!»

Взгляд Елизаветы стал тверже и холоднее.

— Да, я та самая дочь царя Петра и его жены Екатерины, которая имеет все права на российский престол и которую одни только напыщенные снобы из бедных, как церковные крысы, правящих домов рискуют называть незаконной и внебрачной!

Стоящий с раскрытой Библией в руках священник возблагодарил небо за то, что не успел заключить этот брак: дети великих домов Европы не могут, подобно простолюдинам, тайком повенчаться. Не могут и не должны… Тем более ежели назвались чужими именами… Тут и о браке-то речи быть не может!

Фридрих без сил опустился на пол и закрыл голову руками. Цесаревна присела и положила руку ему на плечо, но принц дернулся как от ожога.

— Пошла прочь! Ненавижу! Не смей меня трогать!

— Фридрих, что с вами?

— Все вы ничтожные лгуньи, отвратительные грязные твари! Батюшка строго наставлял меня — только Анна, только Анна… Предательница! Зачем ты назвалась ее именем?

Да, такие слова были куда привычнее. Они подействовали на Елизавету лучше всяких сахарных слов.

— Я никем не называлась и всегда была самой собой! — отчеканила она. — Если вы, юный глупец, изволили принять меня за кого-то другого, то это ваша вина! Моя совесть чиста!

— Твоя совесть не чиста! Она так же грязна, как совесть всех женщин и всякой женщины. Ты так же презренная, как вы все! Отныне никогда… Никто из вас…

Принц, спотыкаясь, бросился прочь из часовни, раз за разом повторяя: «Никогда… Больше ни одна…»

Как бы ни клялся Фридрих, но двадцати одного года женился-таки на Елизавете Христине Брауншвейгской. Злые языки, конечно, вскоре заметили, что брак этот заключен даже не по расчету, а именно по указке короля. Пруссия приобрела союзника — крошечное гордое Брауншвейгское княжество. Единственным достоинством этого союза были присоединенные земли княжества, на которых Пруссия, при необходимости, могла бы размещать свои войска или совершать маневры.

Елизавета, получив известие о монаршем бракосочетании, с удовольствием проговорила:

— Однако же взял в жены не кого-нибудь, Елизавету …

Неспокойный восемнадцатый век шумел войнами, дворцовыми переворотами, скандальными бракосочетаниями и открытиями. От событий, о которых мы уже рассказали, героев отделил не один десяток лет. Фридрих стал Фридрихом Вторым, королем Прусским, великим полководцем и великим стратегом. Елизавета, «привенчанная» и «незаконная» дочь царя Петра, взошла на российский престол. Монаршие депеши друг к другу были сухи и редки. Они касались самых высоких сторон жизни двух стран. Однако и Фридрих, и Елизавета все же помнили о весеннем Дрездене и тех клятвах, которыми обменялись в тиши дворцового парка.

Естественно, повзрослевшие монархи невероятно сильно изменились. Возмужали, выросли. Они привыкли держать собственную жизнь в своих руках. Между странами, конечно, не велось негласного соперничества, однако воспоминания о далекой Саксонии нет-нет, да и тревожили их покой.

Помнил Фридрих и о шумном, но уютном дворце курфюрста. Поэтому нет ничего удивительного, что он повелел выстроить для себя замок вдали от столицы. Он мечтал о месте, где можно было бы уединяться для работы или размышлений или просто ненадолго сбегать от изматывающее-неискренной жизни берлинского двора.

Давний друг короля, фон Кнобельсдорф, некогда отмеривавший рядом с Фридрихом шаги по плацу, был ранен в одном из бесконечных сражений. Рана оказалась несмертельной, но хромой фельдфебель не нужен ни одной армии. А вот архитектуре хромота была не помехой. И бывший фельдфебель Венцеслаус фон Кнобельсдорф стал личным архитектором короля Пруссии. Он отговорил Фридриха от возведения крепостных стен и башен, намекнул, что куда более достойным королевского покоя видится ему строение, подобное дворцам Петергофа, и в первую очередь дворцу Монплезир.

— Сей дворец сооружался под присмотром царя Петера, по его наброскам и указаниям. Как просвещенный монарх, царь повелел оборудовать его по последнему слову техники, сделать таким, чтобы жить в нем было приятно, спокойно, чтобы сей дворец был не витриною, а удобным жилищем для человека, все равно, монарх он или простой смертный.

Фридриху несколько претила мысль, что ему следует брать пример именно с русского монарха. Однако идея выстроить не крепость, а уютный дом нашла согласие в его душе. Кроме того, если уж и брать с кого-то пример, то, безусловно, лучше с царя Петра, чем, к примеру, с кого-то из Тюдоров или Виндзоров…

Через два года после начала строительства король поднялся по мраморным ступеням в небольшой, но изумительно уютный Сан-Суси. Несмотря на то что дворец сооружался по его наброскам, несмотря на то что раз в месяц, а то и чаще, Фридрих приезжал в Потсдам, дабы оценить, сколь точно выполняются его указания, готовый дворец оказался во сто крат прекраснее, чем даже самые смелые ожидания.

Пологие аллеи, лестница в несколько маршей, веерами раскрывающаяся в виноградник, цветники и фонтаны… Да, здесь будет не только прекрасно жить, здесь можно будет и найти упокоение.

Опираясь на трость, король прошел по верхней аллее сначала в одну сторону, потом в другую. Мир и покой царили вокруг, пели птицы, шелестела листва под легким ветерком. Да, это была не солнечная Саксония, да, вокруг лежала суровая Пруссия, но этот яркий день, дыхание юного лета, улыбающиеся пухлые купидоны…