Людмила Жукова - Выбираю таран

Книга Г. К. Климова «Князь мира сего», вышедшая на русском языке огромными тиражами в годы горбачевской перестройки, была известна многим еще с поры хрущевской оттепели.

Ее автор, уроженец Новочеркасска, в годы войны изучал иностранные языки в московских вузах. После войны, находясь на службе в советской военной администрации Берлина, перебежал в Западную Германию, стал автором нашумевших антисоветских — как тогда говорили — книг, затем вырос до (цитирую дословно) «блестящего руководителя одного из засекреченных спецпроектов США (Гарвардского) и стал заслуженным асом американской психологической войны».

Главный персонаж этой книги генерал Руднев, начальник придуманного автором 13-го отдела НКВД, приоткрывает «тайны» своих методов психологической обработки «гомо советикус» на предмет подготовки их к геройским подвигам, в том числе — воздушным и огненным таранам:

«…Первых трех добровольцев мы подготовили… Вскоре в газетах появилось сообщение о необычайном подвиге трех советских летчиков-истребителей на подступах к Ленинграду. Оставшись без амуниции (перебежчик подзабыл русское слово «боеприпасы». — Л. Ж.), они бросались грудью своих беспомощных ястребков на немецкие бомбардировщики и погибали вместе со сбитыми врагами. Всем троим было присвоено звание Героя Советского Союза….Потом мы им создали ореол и, так сказать, открыли «райские врата». Остальные шли сами в эти врата (то есть на верную смерть! — Л. Ж.)… .Немецкие асы не знали, что делать с этими молокососами».

Читатели, черпавшие из этого климовского бреда свои познания о героической истории Родины, не дали себе труда проверить правдивость фактов «гибели» трех летчиков-таранщиков в небе Ленинграда или задать автору вопрос: а кто обрабатывал сознание героев первых таранов — Нестерова в 1914 году, Казакова в 1916-м, Степанова, Губенко, Скобарихина и других — в конце 1930-х, Кокорева, Иванова и десятков иных, совершивших тараны в первые дни войны?

В хрущевские времена попытался пропагандировать идейки Климова поверивший, как видно, в них журналист С. Гершберг в книге «Завтра газета выходит». Правда, на всякий случай обличения вложил в уста, точнее — во фронтовые записки погибшего военкора, у которого (цитирую) «еще в начале войны возникли сомнения в разумности так называемого «тарана» в воздушном бою.

Летчиков награждали посмертно, печать широко освещала эти героические эпизоды. Но маршал Новиков поддержал пытливого журналиста, высказав мысль, что сегодня (то есть в первые, самые тяжкие месяцы войны! — Л. Ж.) таран — это азиатчина, это варварство, к которому прибегает тот, кто не умеет драться».

Многочисленные возмущенные письма ветеранов и молодых летчиков-перехватчиков приостановили это глумление над подвигом, а тогда еще здравствующий маршал Новиков, инициатор, как известно, присвоения трем ленинградским таранщикам — первым за войну! — звания Героя, опубликовал в журнале «Авиация и космонавтика» гневную отповедь: «Только тот, кто на себе испытал первые месяцы войны, когда с фронтов поступали сообщения одно хуже другого, повергавшие в смятение даже закаленных опытных командиров, только тот по-настоящему поймет, что значило в то время узнать о таком подвиге и что означал сам этот подвиг».

И все же нелепая ложь о таране посеяла семена сомнения по отношению к необычному подвигу даже среди фронтовых летчиков, когда-то храбро защищавших Родину.

Один из них, летчик-штурмовик, пришедший на фронт осенью 1942 года, воевал на тяжелом двухмоторном «иле», не предназначенном для воздушного боя, хотя и на нем таранили врага В. Палагин, Н. Печенов и другие. В книге воспоминаний штурмовик-ветеран незаслуженно оскорбил своих собратьев-истребителей, охранявших идущие на штурмовку «крылатые танки» и по первому радиозову: «Маленькие! Прикройте!» — мчавшихся на выручку. «Воздушный таран не оружие мастера, а жест отчаяния. Мастерски владея самолетом и оружием, не было необходимости идти на таран…» — вот так по ним, отважным летчикам бесстрашных «ястребков», «маленьких», не умевшим, оказывается, «владеть самолетом и оружием», бьет то ли сам ветеран, то ли литературный обработчик или редактор его книги.

Поневоле вспомнишь библейские слова о последних временах, когда живущие позавидуют мертвым, ибо те не видят и не слышат.

А вдруг — и видят, и слышат? Там, в горней выси, куда ушли во цвете лет ради того, чтобы мы жили?

Как же встретят там герои обличающих их соотечественников и немецкого генерала, понявшего сокровенный смысл их жертвенного подвига?..

Что означали три воздушных тарана — в одном полку, почти одновременно! — для фашистского командования, считавшего, что советская авиация уничтожена в результате внезапных бомбежек аэродромов и в воздушных сражениях (по немецким данным, из 9621 самолета на западных границах СССР с 22 по 28 июня уничтожено: 700 самолетов на северных участках фронта, 1570 — на центральных, 1360 — на южных)?

Означали одно — боевой дух русских воздушных бойцов не сломлен. Этот пример массового героизма был замечен и в наземных войсках — начальник генерального штаба сухопутных сил вермахта Ф. Гальдер в первую неделю вторжения записал в дневнике: «Общая обстановка показывает, что колосс Россия… был нами недооценен…»

Надежды на победу за 3–4 недели испарились и у фашистских люфтваффе после схваток с летчиками 158-го авиаполка, летавшими, как известно, на устаревших И-16. Они уступали в скорости немецким истребителям, еле равны по ней были бомбардировщикам, к тому же, как писал В. Швабедиссен, «весьма легко воспламенялись при обстреле сверху и сбоку» — по причине деревянного фюзеляжа, обтянутого перкалем. Но, по донесениям немецких асов, оказалось, что «русские летчики на И-16 «ратах» (крысах. — Л. Ж.) были смелыми до безрассудства, что временами приводило к таранным атакам», «отличались дисциплинированностью и упрямством в достижении нужных результатов» и, несмотря на тяжелые потери, «бились от души и с отчаянной храбростью».

Фашистские пропагандисты, изучавшие эти донесения по горячим следам, нервно искали объяснения русской отчаянной храбрости и «нашли» его в отчете известного аса майора Мейера:

«1) русские пилоты в большинстве своем выходцы из рабочей среды с ее простыми отношениями;

2) они не развили в себе черты и силы индивидуального бойца-рыцаря, сражающегося по правилам (турнирных поединков. — Л. Ж.), оттого идут на нарушение уставов;

3) русские пилоты подчиняются стадному инстинкту, предпочитая групповые бои, слепо и фанатично выполняя приказы командиров, действуют по принуждению и по воле комиссаров».

Умный генерал Швабедиссен, процитировав этот анализ, сухо замечает: «Это мнение, однако, оспаривают многие эксперты, которые не согласны с таким радикальным суждением о личности советского летчика».