Андрей Богданов - Суворов

В первых числах октября Суворов размышлял (и делал заметки: Д IV. 397 и прим. 1) о возможности соединения его армии с корпусами Римского-Корсакова и Конде для совместного удара по главной позиции Массена в Винтертуре. Александр Васильевич имел в корпусах А.Г. Розенберга и В.Х. Дерфельдена около 16 тысяч человек в строю [95] По списочному составу, согласно составленным Суворовым строевым рапортам, перед Швейцарским походом в его армии состояло 879 штаби обер-офицеров и 24 992 нижних чина, после похода — 860 офицеров и 23 165 нижних чинов, т.е. потери за 16 дней похода (с учетом тех, кого не успели исключить из списков) составили 27 офицеров и 1536 нижних чинов. Полки представили рапорты об убыли 30 офицеров и 1577 нижних чинов. Однако в строю (за вычетом раненых и больных) перед походом было 706 офицеров и 20 580 нижних чинов, после похода — 575 офицеров и 15 479 нижних чинов. По подсчетам Милютина, сравнившего общие и полковые рапорты, наличное число людей уменьшилось на 131 офицера и 5010 нижних чинов; 112 офицеров и 3508 солдат оказались вне строя (раненые и больные); 5 офицеров и 216 рядовых попали в плен. — Милютин Д.А. История войны 1799 года… Т. 3. Приложения к Ч. VI. 111. С. 521–526. , Римский-Корсаков и Конде — 25,5 тысячи человек [96] В заметках Суворова численности войск не указано — она была слишком хорошо ему известна. Цифры приведены: Милютин Д.А. История войны 1799 года… Т. 2. Ч. 6. Гл. LVIII. Табл. 86. . Ночным «очень быстрым и по возможности комбинированным маршем», которого «Массена не имеет никакой причины… ожидать», Суворов мог появиться на поле боя внезапно для французов, когда те, узнав о приближении Римского-Корсакова, обрушат главные силы на него и Конде. Недостаток «в силах, одежде и средствах», трудность войны «в гористых и опасных местах» делали операцию «красивой». Но «хороша» ли она? Можно «принять меры, чтобы избежать риска»; но потери людей будут большими. Суворов заключил: «очень красива, но не хороша». У него не было твердой надежды на хорошее снабжение войск и возможность побудить к активным действиям эрцгерцога Карла, имевшего 33 тысячи солдат на Верхнем Дунае, за спинами Римского-Корсакова и Конде. Не годились для активных действий, тем более — быстрого комбинированного марша по горам, и австрийские войска, расположенные к югу от Констанцкого (Боденского) озера, недалеко от Суворова (Петраш, Елачич и Линкен, 16 тысяч).

Взвесив все «за» и «против», Суворов отказался от «очень красивой» атаки, решив «обойти Констанцкое озеро по более длинной дороге, избегать по возможности стычек, чтобы соединиться с Корсаковым». Полководец учитывал, что, разбив превосходящие силы Массена (38, 5 тысячи), он не сможет развить успех без материальной и военной поддержки австрийцев, положиться на которую было нельзя [97] В последующих документах Суворов объяснил причину своих сомнений. Эрцгерцог Карл не давал ответа, какими силами он поддержит наступление русских; по разведданным, эти силы были незначительны. Австрийцы не желали тратиться даже на снабжение армии Суворова и ссылались на то, что корпус Римского-Корсакова находился на содержании англичан. Все говорило о том, что австрийцы желают окончательно вымотать русских, стоя за их спиной и ожидая случая или воспользоваться их победой, или просто ослабить французов. См.: Д IV. 411, 418, 419, 430, 431. . В таком случае победа была бы «для блистания», а не «постоянства», что Александр Васильевич считал недопустимым. 2 октября, сообщая Павлу I о предстоящем соединении с Рим-ским-Корсаковым, полководец приложил к донесению новые «бумаги по пьемонтским делам… обнаруживающие злые замыслы венского кабинета» по захвату Северной Италии вместо ее освобождения (Д IV. 398). В самой Швейцарии австрийский генерал Петраш, от которого Суворов надеялся получить снабжение и боеприпасы, отказался сотрудничать с русскими. Свои сомнения относительно продолжения войны полководец изложил в тот же день в письме графу Ф.В. Ростопчину — приближенному Павла I, который только что возглавил Иностранную коллегию (МИД России). Зная характер пламенного борца с тлетворным влиянием Запада, будущего генерал-губернатора Москвы, победителя Наполеона, Александр Васильевич публицистически «сократил» число своих солдат в полтора раза, войск Римского-Корсакова — вдвое, бездействующие австрийские силы слегка преувеличил, а армию Массена довел до 40 и даже 60 тысяч человек [98] Суворов и здесь не пошел против правды. Оценив свою армию и корпус Римского-Корсакова равными цифрами в 10 тысяч, он имел в виду «10 000 пехоты, как конница здесь малодействующа» (пояснение в донесениях Павлу I от 3 и 9 октября: Д IV. 401, 411). Австрийские войска он посчитал в 18 тысяч с гарнизонами, а французов — со всеми отрядами, которые Массена мог стянуть в район Винтертура, до 40 тысяч, учтя число их солдат в Швейцарии. Состав суворовской армии на 8 октября: Д IV. 409. . Русская пехота, по словам Суворова, «боса, нага» и голодна, без зарядов, «палаток, плащей, артельных и прочих денег, в одной рубашке». Не помогая русским, австрийцы сепаратно ведут в Вене переговоры с тайными эмиссарами французов. Предупредив Ростопчина (и через его красноречие — императора Павла) о происках венского кабинета [99] 3 октября Суворов продублировал это предупреждение Ростопчину, с приложением документов, через представителя Павла I в Вене С.А. Колычева (Д IV. 403). , Суворов сформулировал мучившую его дилемму: «Злые замыслы барона Тугута, поелику они противны общему благу, меня оскорбляют, но я их презираю… но презрение это было бы презрением общего блага» (Д IV. 399).

За «общее благо», за освобождение Швейцарии и Италии от оккупации и реставрацию королевской власти во Франции, Суворов был готов бороться до конца. Множество его документов осени и зимы 1799 г. подтверждают, что полководец прекрасно понимал корыстные цели Австрии и Англии, воплощенные в явной и тайной (но известной Александру Васильевичу) политике британского премьер-министра Питта и председателя Гофкригсрата (Военного совета) Австрийской империи Тугута. Противодействуя их гибельным для союзников замыслам, Суворов делал все, чтобы отвратить неизбежную катастрофу. Одновременно он заботился о русских войсках, славе русского оружия и чести России.

На следующий день, 3 октября, полководец завершил и отправил Павлу I подробный и точный отчет о победоносном Швейцарском походе, зная, какое ликование он вызовет в Петербурге и всем русском обществе (Д IV. 400). Тон, заданный Суворовым, был правильным. Пышные торжества, устроенные в России в конце октября по поводу победоносного Швейцарского похода, поставили оптимистическую точку в войне с французами и в отношениях с неверными союзниками, мечтавшими посрамить Россию, но предавшими осмеянию самих себя. Ростопчин, сообщая Александру Васильевичу об этих торжествах и награждении полководца и участников похода, не преминул заметить: «Ваше последнее чудесное дело удостаивают в Вене названием: une belle retraite (красивое отступление. — франц.). Если бы они умели так ретироваться, то давно завоевали бы вселенную». Сам Павел I в рескрипте Суворову от 29 октября шутил, будто «весьма рад, что от вашего из Швейцарии выступления узнает эрцгерцог Карл на практике, каково быть оставлену не вовремя и на побиение; но немцы — люди годные, все могут снесть, перенесть и унесть».