Андрей Богданов - Суворов

Противник убедился, что в умении мобилизовать силы и в предусмотрительности Суворову не было равных. Генерал-майор использовал новые возможности командования не для решения частной задачи, но чтобы парализовать движение конфедератов по всей Польше. Замок он попытался взять 18 февраля «ночным штурмованием», которое «доказало, правда, весьма храбрость, но вместе с тем и неискусство наше в тех работах». Взорвав ворота, солдаты наткнулись на завал, который устроил за ними Шуази, и после трехчасовой перестрелки отступили. «Без большой артиллерии, — констатировал Суворов, — замка взять неможно, так и прочих их укрепленных мест».

Не сбылись его надежды, что противник соберет силы для прорыва к Тынцу и Кракову. Конфедераты, вдохновить которых мечтал Виоменвиль, выдохлись. В попытках прорваться к Кракову от Тын-ца 28 февраля участвовало всего 200,2 марта — по разным берегам Вислы 800 и 400 человек. Их русские потоптали небольшими кавалерийскими отрядами, а последнюю партию дали порубить двум эскадронам Браницкого — при поддержке карабинер Михельсона.

Сложно стало находить противника даже у его традиционных мест базирования. В походе Браницкого и Михельсона в район Бялы удалось взять лишь 20 пленных с двумя французскими офицерами. Упорно искавшие врага уланы обрели и порубили отряд всего из 200 человек. Полковник Оболдуев, получив под начало полковников Древица и Лопухина, разгромил несколько отрядиков Зарембы и Пулавского, искавших пропитания, — и все.

Отличная затея с захватом Краковского замка окончилась пшиком. Конфедераты не поднялись, биться было не с кем. Суворов был разочарован. А Шуази к тому же изводил его своими требованиями. Начав переговоры о сдаче, он почему-то не хотел быть отпущенным со своими людьми на все четыре стороны. Нет, Шуази желал быть именно «военнопленным», да еще и посидеть в плену! Александр Васильевич предоставил французам самим сочинять условия их капитуляции. И Шаузи сочинил…

15 апреля 1772 г. 700 накопившихся в замке защитников (видимо, канализация продолжала у них работать в обе стороны) сдались и, после приличествующего обеда их офицеров с Суворовым, направились под конвоем в Люблин, захватив все свое имущество. Из 44-х пленных офицеров 25 оказалось французами. Александр Васильевич, по обыкновению, оставил им лошадей (еще добавив своих — путь предстоял длинный) и личное оружие. Немедленно после освобождения замка Александр Васильевич стал просить Бибикова за Штакельберга, который едва не угодил под суд: «Простите, батюшка! Бедного старика Штакельберга». — И полковник был прощен.

9 мая Суворов начал блокаду Тынца, в котором командовал француз Дюгу. Но жизнь и приключения шляхетской конфедерации уже кончились. Часть ее «генеральности», глубоко погрязшая в долгах, договорилась с австрийцами, а те сочли момент удобным для оккупации Польши. 22 мая корпус имперских войск пересек австро-польскую границу.

Суворовским войскам, выставившим на дорогах заставы, не велено было стрелять. Обходя заставы и заявляя, что «они маршируют … как наши союзники и имеют о том повеление», австрийцы заняли Тынец. Казимир Пулавский сдал Ченстоховский монастырь русским и отбыл к своим покровителям в Турцию, а затем во Францию. По счетам конфедератов пришло время платить, но не туркам, австрийцам и французам, как они рассчитывали, а австрийцам, пруссакам и русским.

В то время как героические французы и поляки брали Краков, покровители конфедератов в Вене убеждали русских и прусских представителей, что государственность Речи Посполитой себя изжила. Раз у «патриотов Польши» не стало денег на оплату покровителей, им пришло время рассчитаться землями своей страны. Зимой 1772 г. в Вене была подписана и осенью в Петербурге ратифицирована конвенция о разделе Польши. Львиную долю земель, в том числе Бохну и Величку, присвоила себе Австрия (83 тысячи км 2, и 2 млн. 600 тысяч человек). Она заняла южную часть Краковского и Сандомирского воеводств (без г. Кракова), часть Вельского воеводства и всю Галицию. Пруссия получила 36 тысяч км 2и 580 тысяч жителей в Померании (без Данцинга), Западной и Восточной Пруссии, а также часть Великой Польши.

Россия не участвовала в разделе Польши. Отошедшие к ней земли (92 тысячи км 2с населением 1 млн. 300 тысяч человек) никогда не входили в Польшу. Они принадлежали Речи Посполитой лишь по унии Польши с Великим княжеством Литовским. Большая часть русских приобретений находилась в Восточной Белоруссии — исконных землях Древнерусского государства (районы Витебска, Полоцка, Мстиславля и Могилева), населенных православными русскими людьми. Меньшая часть — Ливония и Инфлянты — была освоена прибалтийскими немцами и давно тяготела к Российской империи.

Россия не выступала захватчиком, а Пруссия являлась им лишь частично. Инициатором раздела Польши, получившим от него наибольшие выгоды с максимальным уроном для поляков, была Австрийская империя — союзница барских конфедератов.

Суворов тяжело переживал крушение Польши. В августе, после капитуляции Пулавского, он вынужден был снять посты в Величке и Бохне, отведя войска в Краков. А вскоре отбыл в Литву, в корпус Эльмпта, где провел месяц, пытаясь забыться на званых вечерах и балах в Вильно. Получив в октябре 1772 г. назначение в корпус, выдвигавшийся к границе Швеции, Суворов в письме Бибикову подвел итог своей миссии в Речи Посполитой:

«Выхожу из страны, где желал делать только добро или, по крайней мере, всегда о том старался. Сердце мое не знало в этом колебаний, а должность никогда мне не препятствовала. Поступая как честный человек, остерегался я одного нравственного зла, а телесное само собой исчезало. Безукоризненная моя добродетель услаждается одобрением моего поведения.

Здесь только отчасти известно доброе мое имя, — заключил Суворов, — ибо был я здесь недолго, да и сам чувствую, что не довольно послужил этому краю. Чистосердечная благодарность возрождает во мне любовь к этой области, где мне доброжелательствуют: оставляю ее с сожалением».

Паны уважали героя, панны и паненки ждали от него внимания, к которому привыкли в своей стране. «Не много знавал я женщин, — честно признавался Суворов, — но, забавляясь в обществе их, соблюдал всегда почтение. Мне недоставало времени быть с ними, и я их страшился. Женщины управляют здешнею страною, как и везде; я не чувствовал в себе достаточной твердости защищаться от их прелестей» (П 25).

Итогом не удовлетворившей Суворова войны в Речи Посполитой стало не только формирование его стратегии и тактики, но, что более важно, рождение новой философии войны, основанной на его представляниях о добродетели человека, гражданина и солдата.