М Стрешинский - Генерал Симоняк

Десантники один за другим выскакивали из воды и с криками ура!, полундра! кидались в атаку.

Рядом с моряками смело действовал взвод под командованием лейтенанта Капустина. Старшина Владимир Массальский огнем своего максима прикрывал атакующих и свинцовыми очередями догонял финнов, пытавшихся бежать.

На Гунхольме находилось более двухсот финских пограничников. Ночной удар с тыла был для них неожиданным, они дрогнули и отошли. Целиком очистить остров ночью всё же не удалось. Десантники пробрались к перешейку, соединявшему Гунхольм с соседним островком и огнем преградили доступ на остров вражескому подкреплению. Как только рассвело, они пошли в решительную атаку. Финны удирали кто на катерах, а кто вплавь.

Во время атаки Массальского ранило. В азарте боя он не чувствовал боли. Утихла схватка, и пулеметчика охватила страшная слабость. Казалось, и шага больше не сделать. Но узнав, что ранен командир взвода, Массальский, преодолевая боль, взвалил его на плечи и понес. До берега не добрался. Упал, потерял сознание. Когда пришел в себя, увидел склонившихся над ними двух бойцов. Они принесли пресной воды. Напился, снова взвалил командира на плечи и понес дальше. Смертельно усталый, он нашел в себе силы пуститься вплавь. Добрался до медицинского пункта...

Финны предпринимали многочисленные попытки потеснить ханковцев, отбить потерянные острова.

Как-то на рассвете командира бригады разбудил телефонист:

- Вас вызывают, товарищ полковник. Майор Шерстнев сообщал, что противник высаживает десант на острове Безымянном.

- Крупный десант?

- Пока трудно сказать.

- Немедленно выясните. Остров оставлять нельзя.

Безымянный обороняло одно наше отделение. В ночной темноте финны на моторке и гребных лодках подошли к острову узкому и длинному, походившему на изломанную сигару. Всего их было около роты.

На одном конце острова находились стрелки, на противоположном - пулеметный расчет сержанта Михаила Чернышева.

Бойцы вовремя заметили вражеские лодки, встретили их огнем. Комсомолец Чернышев, прижавшись к прикладу, посылал очередь за очередью.

- Давай новый диск, - то и дело кричал он своему напарнику Заболоцкому. Быстро вставлял диск, и вновь палец нажимал на спусковой крючок.

Пуля впилась в левую руку Чернышева. Вскоре его ранило и в ногу. Чернышев продолжал стрелять. Заболоцкий достал бинт, перевязал раны товарища.

Враги окружали пулеметчиков.

- Эй, москаль, сдавайся! В живых оставим...

Пулеметчики отвечали им новыми очередями.

Чернышева ранило в третий раз, но он всё злее отбивался от наседавших финнов. И не ушел бы со своей позиции, если б не кончились патроны. Только когда стало нечем стрелять, Чернышев и Заболоцкий двинулись на другой конец острова, где дрались стрелки.

К концу июля гангутцы прочно закрепились на хорсенском архипелаге. Хорсен стал базой десантного отряда. Отсюда Гранин со своими храбрецами совершал всё новые прыжки на неприятельские острова.

Второй десантный отряд отвоевал у противника ряд восточных островов, прилегавших к Ханко. И теперь противнику действительно всё чаще и чаще приходилось подумывать о собственном побережье.

Двадцать седьмого июля, поздним вечером, Симоняка и Романова вызвал Кабанов.

В подземном кабинете за длинным столом сидела группа моряков. Расскин держал в руке какую-то бумагу.

Кабанов никогда не любил попусту терять времени. Едва Симоняк и Романов заняли места, он проговорил:

- Собрал я вас по следующему поводу - товарищи Ворошилов и Жданов прислали телеграмму. Давай, комиссар!

Расскин встал из-за стола. Громко, раздельно произнося каждое слово, он читал:

- Начавшаяся Отечественная война показала, что за истекший период бойцы, командиры и политработники военно-морской базы Ханко являли собой образец настоящих большевиков и патриотов социалистической Родины, честно и беззаветно выполняющих свой долг.

Отдаленные от основных баз, оторванные от фронта, в тяжелых условиях и под непрекращающимся огнем противника храбрые гангутцы не только смело и стойко держатся и обороняются, но и смело наступают и наносят белофиннам ощутительные удары, захватывают острова, пленных, боевую технику, секретные документы.

Ваша активность - хороший метод обороны. Смелость и отвага гарнизона лучший залог успеха в окончательной победе над врагом...

Расскин окончил чтение. Снова заговорил Кабанов:

- Главное командование Северо-Западного направления, как видите, высоко оценивает боевые дела ханковцев. Дважды устанавливал Маннергейм сроки захвата полуострова. Не вышло. Но трудно рассчитывать, что противник оставит гарнизон в покое.

Кабанов остановил взгляд на Симоняке, словно бы спрашивая: А ты как считаешь?

Симоняк сказал всего несколько слов. Восьмая стрелковая бригада ни одного клочка земли противнику не уступит, люди готовы к любым, самым суровым испытаниям.

6

И в августе над Ханко густой пеленой висел горький дым. Весь полуостров сотрясался от разрывов. Ежедневно противник посылал по две-три тысячи снарядов. Но они не нарушили нашей обороны. Предусмотрительность командира бригады приносила свои плоды. Не зря и в мирные дни, и как только война разразилась он не уставал твердить: зарыть всё в землю, все - в укрытия, все в дзоты.

Сам комбриг мало сидел в своем блиндаже. Целые дни он проводил в батальонах и ротах. Среди двенадцатитысячного войска бригады редко кто не знал в лицо этого рослого, крепкого человека в простой гимнастерке, с планшеткой, перекинутой через плечо, с пистолетом на боку и суковатой палкой в руке... Пора стояла тяжелая. Скупые сводки с фронтов рвали душу. Немецкие войска всё больше вклинивались в глубь нашей страны.

Из штаба фронта прислал коротенькую радиограмму Ковалев. Он отправил на самолете в Куйбышев к своей семье Александру Емельяновну с детьми.

Обстановка в Ленинграде осложнилась до крайности. Фашистские дивизии заняли почти всю Прибалтику, захватили хорошо знакомый Симоняку Остров, Псков...

Стоило комбригу появиться у солдат, как ему неизменно задавали один и тот же вопрос: Когда наконец фашистов остановят? Что он мог ответить? Он сам с болью слушал последние фронтовые вести и всякий раз думал: Опять отступили... Он не мог понять причин наших неудач и не находил оправданий потерям, которые несла страна. Но он твердо верил, что положение изменится. Не может не измениться. И эту свою веру он старался передать всем, кто его окружал.

В середине августа собрался партийный актив бригады. Тут были и старые коммунисты, и люди, недавно ставшие партийными. За несколько дней перед тем приняли в партию командира 270-го полка Соколова. Хочу воевать большевиком, писал он в своем заявлении. С партией в эти трудные дни связали свою судьбу более полутора тысяч командиров и бойцов бригады.