М Стрешинский - Генерал Симоняк

Кивеннапа запомнилась Симоняку еще с суровой зимы тридцать девятого года. Высокая кирка, облепившие ее домики. Была она тогда совсем уже рядышком, а дойти оказалось нелегко. Много тут было пролито крови.

Как-то будет теперь? Финны еще сильнее прежнего укрепили этот выгодный рубеж, расположив на высотах впереди Кивеннапы семь мощных железобетонных дотов. Путь к ним закрывала густая вязь проволочных заграждений, гранитные надолбы.

Два наших танка попробовали с ходу взобраться на гору. Вражеские артиллеристы подбили их.

- Не лезть на рожон! - приказал комкор. Он обрушил на вражеские позиции перед Кивеннапой могучий удар приданного ему артиллерийского корпуса, огонь всех семидесяти четырех танков бригады Ковалевского, не считая корпусной и дивизионной артиллерии. Бушевал огонь, а тем временем саперы гвардии старшего лейтенанта Павленко сняли десятки мин, разбросанных по шоссе, на подходах к высоте... Под прикрытием самоходных установок несколько тяжелых танков сделали проходы в надолбах и проволоке. А автоматчики-гвардейцы лесом обходили высоту справа... Финны учуяли, что вот-вот будут окружены, и, бросив доты, стали отходить.

На танки был посажен десант гвардейцев, и они помчались на высоту. Прошли через противотанковый ров и на полном ходу уже ночью ворвались в Кивеннапу...

10

Под Кивеннапой Симоняка навестил начальник штаба фронта генерал Попов. Он поздравил с успехом командира корпуса, а затем, без обиняков, передал требование командующего - завтра, 14 июня, когда соседний корпус начнет прорывать вторую полосу вдоль Приморского шоссе, гвардейцам действовать активно, нанести новый удар по группировке противника за Кивеннапой. Артиллерии фронт дать корпусу не может, но выделяет авиационный бомбардировочный корпус и дивизию штурмовиков.

Симоняк нахмурился, стал нервно крутить чуб:

- Это что-то новое...

Комкор заранее был посвящен в замысел операции, знал, что прорыв второй линии обороны финнов планируется левее. Туда же и переместилась артиллерия 3-го корпуса прорыва, который до того поддерживал гвардейцев. По первоначальному плану, от гвардейцев здесь требовалось лишь демонстрировать наступление, чтобы ввести противника в заблуждение. А теперь, нате вам, действуй активно, наступай, прорывай...

- Ты что ворчишь, Николай?

- А что мне остается делать! Артиллерию отобрали, танков мало. Как же прикажете прорывать?

- А авиация?

- Что толку! - вскипел Симоняк. - Я уже испытал их бомбежки - сбросили на меня...

- Не прав ты, Николай Павлович! Обжегшись на молоке, на воду дуешь.

Верно, одна эскадрилья допустила ошибку. Но ведь пленные, взятые частями гвардейского же корпуса, показывают, какой большой урон наносили противнику бомбардировщики. А насчет артиллерии - есть ведь корпусные и дивизионные полки. Тоже немалая сила.

Спокойный тон Попова охладил Симоняка, но он всё же продолжал твердить: Нельзя так. Людей беречь надо.

В конце концов они пришли к согласию: весь корпус в атаку не поднимать, ограничиться усиленной боевой разведкой, которую поддержат своя артиллерия и приданная авиация. На это, как выразился Попов, он имел вексель от Говорова. Четырнадцатого июня на левом фланге 21-й армии начался прорыв новой линии Маннергейма. Противник вначале так и не мог разгадать - где наносится главный удар. Он не решился перебросить какие-либо силы из-под Кивеннапы на свой правый фланг. Это облегчило действия соседнего с гвардейским корпуса. 14 и 15 июня наши части взломали главную полосу вражеской обороны, открыли дорогу на Выборг.

К гвардейцам приехал член Военного совета Кузнецов. Симоняк долго водил его по обожженной огнем, изрытой воронками высоте. По высоким ступенькам спустились в железобетонный каземат. Здесь было прохладно. Ни один звук не проникал сквозь двухметровые стены. В узкой амбразуре стояло орудие, рядом валялись снаряды.

- Крепкая хата! - заметил Кузнецов. - Трудно небось было ключ к ней подобрать.

- Как сказать, Алексей Александрович! Штурмовать доты нам почти не пришлось. Сманеврировали, обошли их, и хозяева хат побросали ключи, пустились наутек... В общем-то такого стремительного наступления, как нынешнее, я и припомнить не могу.

Командир корпуса назвал несколько цифр. В январе сорок третьего года дивизия за семь дней продвинулась на восемь - десять километров. А на Карельском перешейке гвардейцы за два дня рванулись на двадцать четыре километра. И что характерно, потери корпуса ни в какое сравнение не идут с потерями противника. Финны оборонялись, сидели в укрытиях, лисьих норах, а потеряли значительно больше, чем наступавшие.

- Давно бы нам так воевать, - задумчиво проговорил Кузнецов, направляясь к выходу.

С трудом, словно неохотно, распахнулась тяжелая стальная дверь. Кузнецов и Симоняк выбрались на солнце, невольно зажмурились.

На обочине шоссе строились в походную колонну гвардейцы. Кузнецов подошел к ним. От имени Военного совета фронта он поздравил гвардейцев с новой победой.

- Вперед, на Выборг! - громко воскликнул он.

Операция на Карельском перешейке прошла так, как было задумано. Уже 20 июня над Выборгом взвилось алое знамя. Это было накануне третьей годовщины начала Великой Отечественной войны. К Симоняку приехали военные корреспонденты, поздравили с присвоением корпусу звания Ленинградского, просили поделиться мыслями о боевом пути ленинградской гвардии. Симоняк согласился. И 22 июня сорок четвертого года во фронтовой газете На страже Родины была опубликована его небольшая статья.

Бесконечно далекими, - писал он, - представляются сегодня первые дни Великой Отечественной войны. Три года - небольшой срок для истории. Но много ли таких трехлетий есть в истории армий и государств? Огромен путь, пройденный нами за эти три года, гигантски велики пережитые события, изумительны и несравненны победы.

Ворота в Германию

Рая с беспокойством поглядывала на часы. Ох уж эта Зойка! Ушла к подружке и пропала. Наверно, не за книжками они сидят, а в кино умчались.

После гибели матери Николай Павлович говорил Рае:

- Гляди за сестрой! Ты - старшая. Мне-то к вам выбираться сейчас трудно. Сама понимаешь!..

Рая понимала и, когда отец приезжал, старалась ничем его не волновать.

- Всё у нас идет хорошо, - уверяла она, - по-гвардейски.

Симоняк смеялся:

- По-гвардейски? А ну-ка, показывайте свои табели. Рая доставала институтскую зачетную книжку, Зоя - школьный табель.

- В общем-то неплохо! - оценивал отец. - А вот тройка сюда совсем некстати затесалась. Это уже не по-гвардейски.

Жили сестры в старом доме на Садовой улице, в здании военной комендатуры. Квартиру на Благодатном разрушило снарядом, а новой Симоняк не просил - было не до того. Да и казалось ему, что возле комендатуры дочерям жить спокойнее.