Николай Степанов - Гоголь

В нем с особенной полнотой и силой Гоголь заклеймил ненавистный ему тип самодовольного пошляка, карьериста и циничного хищника, облик которого он уже намечал в таких «героях», как поручик Пирогов, майор Ковалев, помещик Чертокуцкий.

Алчность, беспринципность, пошлость „подобного «героя времени» пугали Гоголя, видевшего в нем воплощение ненавистного ему века «предпринимательства», корысти и наживы. Даже внешняя благовоспитанность, франтоватость Чичикова, усиленные заботы его о собственной физической чистоплотности, которые неизменно он проявляет, показаны Гоголем как лицемерное прикрытие душевной нечистоплотности, наглой, воинствующей пошлости.

В Чичикове Гоголь заклеймил дух всеобщей продажности, «меркантильности», ненавистного ему делячества и эгоизма, порожденные наступлением новых, капиталистических отношений. Чичиков — знамение торжества пошлости, комфорта, корысти, нравственного падения человека. Он поэтому столь же ненавистен Гоголю, как и «мертвые души» крепостнической России.

«Рыцарь копейки», «подлец», «приобретатель» — вот имена, которыми Гоголь клеймит своего героя. Мертвенной. замкнутости, тяжеловесной неподвижности «мертвых душ» крепостников-помещиков Чичиков противостоит лишь внешне. Его «деятельность» столь же бессмысленна и вредна, как и бездеятельность Коробочек и Маниловых. Именно в Чичикове Гоголь проявил с особенной полнотой свою способность к изображению «пошлости пошлого человека», которую так прозорливо определил в нем Пушкин.

Гоголь казнил не только крепостников-помещиков. С не меньшей силой сатирического обличения показал он и чиновников губернского города во главе с губернатором.

Но за этим страшным миром помещичьей и чиновничьей Руси Гоголь почувствовал живую ее душу — душу народа. Отвратительным тунеядцам и нравственным уродам писатель противопоставил русский народ. Именно в народе он увидел то здоровое, живое начало, которое оказалось искажено и изуродовано господствующими классами. Противопоставление России народной — России помещиков и чиновников проходит через всю поэму, составляет ее внутренний, лирический подтекст. В лирических отступлениях и описаниях Гоголь раскрывает тему родины с огромной поэтической силой и лирическим пафосом. От едкой насмешливости в изображении тунеядцев-помещиков Гоголь переходит к восторженному лирическому описанию российских просторов. С любовью говорит он о русском мужике — несравненном мастере Максиме Телятникове, честном труженике плотнике Степане, все губернии исходившем с топором за поясом.

В народе увидел писатель ту могучую силу, которая чужда корыстолюбию, алчности, лицемерию господствующих классов. Потому-то с таким восхищением писал он о беглом крестьянине Абакуме Фырове, который стал бурлаком, возлюбил вольную жизнь! Патриотическое чувство писателя с особенной силой сказалось в его гимне родине, завершающем первую часть поэмы. Когда он создавал эти величественные, взволнованные строки, перед ним расстилались могучие просторы родной земли, звучали богатырские песни народа, летела в бесконечную даль дорога. Вместо брички Чичикова с пьяным Селифаном и Петрушкой в его вдохновенном воображении вихрем мчалась необгонимая тройка-Россия, в которой писатель видел будущее своей отчизны.

Когда он писал эти вдохновенные слова о родине, то всем своим сердцем, всем своим существом чувствовал, что придет время, когда рассеется ночная мгла, опустившаяся на Россию, разбегутся, исчезнут люди-призраки, «мертвые души» помещичьей Руси и воспрянет народ-богатырь, готовый на любой подвиг, на любое чудо. Слова надежды и жизни замыкались в дивные ритмы, звучали чудным звоном: «Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? Дымом дымится под тобою дорога, гремят мосты, все отстает и остается позади… Русь, куда же несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Гоголь не смог дать ответ на поставленный им самим вопрос. На протяжении всей остальной жизни он тщетно искал этот ответ, ошибаясь и мучительно блуждая по окольным путям. Но перед ним неизменно стоял образ летящей вперед птицы-тройки, радостный и пленительный символ родины и народа.

Его поэма, наконец, выходит из печати, а он уже чувствует неудовлетворенность ею. Гоголю казалось, когда он ехал на родину, что в России он найдет ту атмосферу покоя и примирения, которой ему так не хватало на Западе. На самом же деле он застал все более обострявшуюся борьбу, все более резкие расхождения во взглядах. Правда, Аксаковы, Киреевские, Хомяков, с которыми он встречался в Москве, подобно Погодину и Шевыреву, стояли на точке зрения особого, патриархально-миролюбивого пути развития России. Они осуждали революционную борьбу на Западе и вовсе не хотели перенесения этой борьбы в Россию. Отстаивая старину и враждебно относясь ко всему новому, они тянули Гоголя назад, к православно-религиозным, идеалистическим представлениям о русском народе и его будущем. В то же время смелые, решительные высказывания Белинского, призывавшего к борьбе с самодержавием и крепостничеством, его беспощадная полемика со славянофилами пугали Гоголя, заставляли его еще ближе и теснее сойтись со славянофилами.

Все это сказалось и на усилении его религиозных настроений. С детских лет воспитанный в беспрекословном уважении к религии, Гоголь стал видеть в ней выход из бушующих социальных противоречий и конфликтов. Перенесенное им в Вене тяжелое, казавшееся смертельным заболевание придало этому религиозному чувству повышенную обостренность.

Завершение работы над первым томом своей поэмы Гоголь рассматривает теперь не как конец своего творческого подвига, а как начало нового, подвижнического труда, который покажет людям, как надо жить, перевоспитает их в духе христианской морали.

Пока печатались «Мертвые души», Гоголь жил у Погодина на Девичьем поле. Он часто посещал Аксаковых, встречался со Щепкиным, присутствовал на вечерах у Елагиных, на которых без конца спорили, шумели славянофилы и западники,

Пришло письмо от Языкова. Больной поэт приветствовал возвращение Гоголя на родину и писал ему в стихах: