Станислав Сапрыкин - Сталинские соколы. Возмездие с небес

Неужели меня посчитали важной птицей! После нескольких часов допроса, во время которых русские пытались выяснить у меня как можно больше информации о подразделении и его целях, а я не только не скрывал, но даже пытался преувеличить значимость, включая собственную, меня отвели в камеру. Я снова в плену!

Тюрьма являлась зданием в несколько этажей с выходившими прямо на улицу окнами, закрытыми решетками. Моя, достаточно приличная, отштукатуренная белым одиночная камера находилась этаже на третьем. Первое время меня еще несколько раз вызывали на допросы и даже сносно кормили. Ничего нового я рассказать не мог и просто выдумывал какие-то подробности деятельности своего подразделения. Обязательно делая акцент на том, что в секретную эскадрилью я только что прибыл из учебной части и неудачная атака корабля – это мой первый боевой вылет.

Потом меня перестали вызывать, сократив питание до хлеба, вонючей сельди и картофеля. Находясь в плену больше месяца, я потерял счет дням, вначале я хотел делать насечки на стене, но поскольку не делал этого с первого дня, то все равно не знал точное число. С некоторого времени я заметил, что слышна не только артиллерийская канонада или работа моих коллег, но и огонь стрелкового оружия. Бои шли где-то рядом. Однажды приносивший паек красноармеец жестами сообщил, что мне скоро крышка. Через день меня вызвали в туже камеру, где допрашивали ранее. Офицер зачитал какую-то бумагу, а переводчик коротко объяснил, что как фашистский захватчик я приговорен к расстрелу. В камеру зашел караульный, и, толкнув меня в спину, повел в дверь.

Страха не было, была только усталость, возможно, я не успел осознать происходящее, а может, был готов к подобной развязке, лишь ноги стали ватными, и в голове сильнее пульсировала кровь. Ожидая, что приговор приведут в исполнение незамедлительно, я приготовился к скорой смерти, но на удивление меня вернули в камеру.

Прошло еще несколько дней, может – неделя. Пехотный бой за окном слышался все явственней. За мной никто не приходил, а затем в тюрьме послышался шум, дверь моей камеры отварилась, на пороге стоял румынский офицер с пистолетом в руке, за ним находилось пара солдат. Меня освободили солдаты румынской горной дивизии. Сегодня третье июля – теперь это мой второй день рождения.

Через несколько дней исхудавший, но живой, я попал в часть, где два месяца числился пропавшим без вести.

Я отделался от госпиталя, поскольку, на удивление, был цел, и к тому же узнал, что нас переводят в Европу. После нового плена мое отношение к русским несколько изменилось, они не порвали меня на части, не повесили и не расстреляли, не дали умереть с голоду.

Ходят слухи. нас переводят в Сицилию на аэродром Комизо, будем действовать против Мальты. летать на свободную охоту, сопровождать бомбардировщики и атаковать конвои. Служба в провинциальной Италия, на территории нашего союзника, что может быть лучше! Вино, тепло, море, женщины! Никаких перебазирований, нет опасности быть внезапно атакованными наземными войсками, одним словом – курорт!

Самолета у меня нет, поэтому еду с наземным персоналом по восстановленной железной дороге. Первая крупная остановка за пределами Крыма – Одесса, еще одна русская морская крепость, взятая вермахтом в прошлом году. Затем. знакомый Бухарест, София, Салоники. Сегодня проехали рядом с Афинами, впереди греческий порт на западном побережье, откуда транспортом в Сицилию.

На остановке меня и еще нескольких летчиков вызвали к командиру. Неожиданно для всех нас, пилотов численностью в звено оставшихся без машин, транспортным самолетом из Греции перебрасывают в Хузум рядом с датской границей. В Хузуме находится база, продолжающая эксплуатировать штурмовики Бф-109Е-7, примем самолеты и, возможно, присоединимся к остальной группе действовать против Мальты.

Сегодня прилетели в Хузум, отдых на родной земле явно не входит в планы нашего начальства, выделившего сутки на адаптацию, завтра принимаем машины.

Закрепили борт, облетал, вечером собрали в штабе. Такие «Эмили» с дополнительным бронированием двигателя и радиаторов сейчас востребованы в России. Плакал наш курорт в расслабляющем Комизо или суровом Хузуме, завтра начнем перелет на юго-восток. Из нас сформировали всего одно звено из двух пар для проведения особых воздушных операций. Повсеместно устаревшие «Эмили» передаются учебным частям, а нам предстоит действовать на них с передового аэродрома в южной России в составе 4-го флота. Обслуживание и снабжение машин будут производить румыны, это меня и беспокоит, они еще продолжают летать на «Эмилях».

Перелет через Германию и Польшу занял сутки, далее знакомые места. Николаев, Мелитополь. Прибыли на аэродром Ростов. Наша наземная команда прилетела несколько дней назад, уместившись в один транспортный Ю-52. В остальном будем полагаться на союзников.

10.30 утра самолеты 7 группы румын только что вернулись после сопровождения бомбардировщиков. Их хвалят за организованные действия.

Тревога! Службы наблюдения сообщили о группе русских бомбардировщиков, приближающихся к нашему аэродрому. Истребители румын пустые, и мы единственное дежурное звено способное перехватить самолеты. Готовимся к взлету. Все происходит очень быстро. Русские действуют без прикрытия, бомбардировщики – это одномоторные Ил-2, выскочившие из дымки пыльного летнего дня на высоте метров пятьсот. Я видел эти самолеты сбитыми на земле, но ни разу не встречал в воздухе. Начинаем атаку, русские хаотично сбрасывают зажигательные бомбы, которые падают вне аэродрома, вызывая пожары с минимальным для нас ущербом, в такую жару от любой малейшей искры загорается все вокруг. Штурмовики пытаются улизнуть на бреющем, начинаем преследование. Первого я сбил еще в зоне аэродрома, несколькими продолжительными пушечно-пулеметными залпами отстрелив его деревянный хвост. Набираю высоту, ища следующую цель. Где остальные «Эмили» не вижу, зато наблюдаю в юго-восточном направлении удаляющуюся точку, начинаю преследование, которое длится около десяти минут. Теперь русский отчетливо различим. Атакую и промахиваюсь, бомбардировщик маневрирует, пытаясь уклониться от атак с задней полусферы. В кабине опытный русский летчик. Заход за заходом я трачу драгоценный боезапас снарядов, оставив пулеметы на случай появления истребителей противника. Следует прекратить преследование и возвращаться, но как можно отпустить цель, находящуюся в нескольких десятках метров. Пушки молчат, начинаю поливать Ил-2 свинцом пулеметов и вижу как 7,9-миллиметровые пули отскакивают от бронированной капсулы бомбардировщика. Перевожу огонь на плоскости, обшивка которых вздыбливается от свинца. Штурмовик продолжает лететь, целюсь в маслорадиатор и попадаю, за Илом начинает стелиться легкий масляный след, но бронированная машина летит. Вот почему наши истребители дали Ил-2 прозвище «Бетонбомбер». Наконец замолкают и пулеметы, все, здравый смысл подсказывает, что надо немедленно возвращаться пока не появились вражеские самолеты, но я не могу отпустить такую цель. У русских, когда все аргументы исчерпаны, остается последний прием – таран, но это оружие не для люфтваффе. Их устаревшие самолеты не жалко использовать для такого убийства, но рисковать совершенными немецкими машинами в соотношении один к одному, гробить свой самолет в обмен на самолет неприятеля – верх расточительности и неблагоразумия, лучше вернуться домой, заправить боезапас и сбить десяток противников. Десяток, это я громко сказал. Мой «Эмиль» далеко не современное оружие Рейха, можно рискнуть. Если русский не догадается, что у меня кончились боеприпасы, попробую принудить его сделать вынужденную посадку, повредив самолет.