Владимир Муравьев - Карамзин

В июне Карамзина порадовало доброе слово Державина. Дмитриев прислал стихотворение «Прогулка в Сарском селе» якобы от неизвестного автора. Однако эту маленькую мистификацию отгадать было нетрудно. «„Прогулку в Сарском селе“ получил и тотчас узнал сочинителя, — в тот же день ответил другу Карамзин. — Я напечатаю ее в августе (разумеется, что имени моего тут не будет)».

В этом стихотворении Державин признавал высокие художественные достоинства карамзинской прозы:

В сентябре — октябре Карамзин подумывал, не прекратить ли издание журнала, но в середине ноября он сообщает Дмитриеву: «Дело решено, и „Московский журнал“ пойдет на 1792 год». О своих сомнениях и колебаниях он говорит в опубликованном в ноябрьском номере обращении «От издателя к читателям»:

«Надеясь, что „Московский журнал“ не наскучил еще почтенным моим читателям, решился я продолжить его и на будущий 1792 год.

Я издал уже одиннадцать книжек — пересматриваю их и нахожу много такого, что мне хотелось бы теперь уничтожить или переменить. Такова участь наша! Скорее Москва-река вверх пойдет, нежели человек сделает что-нибудь беспорочное, — и горе тому, кто не чувствует своих ошибок и пороков!

Однако ж смело могу сказать, что издаваемый мною журнал имел бы менее недостатков, если бы 1791 год был для меня не столь мрачен; если бы дух мой… Но читателям, конечно, нет нужды до моего душевного расположения.

Надежда, кроткая подруга жизни нашей, обещает мне более спокойствия в будущем; если исполнится ее обещание, то и „Московский журнал“ может быть лучше. Между тем прошу читателей моих помнить, что его издает один человек.

Если бы у нас могло составиться общество из молодых, деятельных людей, одаренных истинными способностями; если бы сии люди — с чувством своего достоинства, но без всякой надменности, свойственной только низким душам, — совершенно посвятили себя литературе, соединили свои таланты и при олтаре благодетельных муз обещались ревностно распространять все изящное, не для собственной славы, но из благородной и бескорыстной любви к добру; если бы сия любезнейшая мечта моя когда-нибудь превратилась в существенность, то я с радостию, сердечною радостию удалился бы во мрак неизвестности, оставя сему почтенному обществу издавать журнал, достойнейший благоволения российской публики. В ожидании сего будем делать, что можем…»

Издавая «Московский журнал» в 1792 году, Карамзин придерживался прежнего объявленного им плана, но материалы, опубликованные в нем, были интереснее и глубже. Своим журналом Карамзин подготовил себе не только читателей, но и авторов. В этом году полностью развернулся поэтический талант И. И. Дмитриева, на страницах журнала появились его сказка «Модная жена» и песня «Стонет сизый голубочек», ставшие сразу необычайно популярными. Новый этап в своем творчестве, связанный именно с этим годом, отмечает сам Дмитриев: «В первых трех частях его („Московского журнала“. — В. М.) напечатаны были и мои стихотворения, выбранные издателем без моего назначения, а по собственному его произволу, из взятого им моего бумажника. Все они были едва ли не ниже посредственных; но с четвертой части начался уже новый период в моей поэзии: песня моя „Голубок“ и сказка „Модная жена“ приобрели мне некоторую известность в обеих столицах. Любители музыки сделали на песню мою несколько голосов. Она полюбилась прекрасному полу, а сказка — поэтам и молодежи. С той поры и в обществе Державина уже я перестал быть авскультантом (вольный слушатель, не полноправный член какого-либо общества. — В. М.) и вступил, так сказать, в собратство с его членами; но ничье одобрение столько не льстило моему самолюбию, как один приветливый взгляд Карамзина…»

Но главным было то, что на страницах «Московского журнала» все больше места стала занимать оригинальная проза Карамзина. Кроме продолжающихся «Писем русского путешественника» в 1792 году были опубликованы «Прекрасная царевна и счастливый карла (Старинная сказка)», начата печатанием неоконченная повесть «Диодор», в июньской книжке появилась повесть «Бедная Лиза», в ноябрьской — «Наталья, боярская дочь». Две последние повести поставили их автора на первое место среди русских прозаиков. Именно их имеет в виду Пушкин, когда много позже в одной из заметок спрашивает: «Вопрос: чья проза лучшая в нашей литературе. — Ответ: Карамзина».

«Близ Симонова монастыря есть пруд, осененный деревьями, — вспоминал Карамзин в 1817 году. — За двадцать пять лет перед сим сочинил я там „Бедную Лизу“, сказку весьма незамысловатую, но столь счастливую для молодого автора…»

Летом 1792 года Карамзин часто гостил в Симонове на даче П. П. Бекетова, своего давнего, еще по пансиону Шадена, товарища. Внизу, под стенами монастыря, находился пруд, который местные жители называли Лисий пруд: в старые времена тут была лисья охота.

У «Бедной Лизы» действительно счастливая судьба. Повесть принадлежит к числу произведений, которые знаменуют собой литературную эпоху, и в этом ее значение для истории литературы. Написанная почти 200 лет назад, она не знала за эти два века ни забвения, ни утраты читательской любви.

Одна из характернейших черт великих произведений русской литературы заключается в том, что при простоте внешнего сюжета они поднимают сложнейшие, глубинные вопросы жизни. Таковы «Евгений Онегин» А. С. Пушкина, «Мертвые души» Н. В. Гоголя, «Анна Каренина» Л. Н. Толстого…

Сюжет «Бедной Лизы», как справедливо отметил сам автор, весьма незамысловат. Крестьянка Лиза и дворянин Эраст полюбили друг друга, но вскоре Эраст покинул свою возлюбленную, чтобы жениться на богатой вдове и тем поправить свое состояние. Брошенная девушка с горя утопилась в пруду.

Эта повесть имела больший успех, чем все написанное Карамзиным ранее. «„Бедная Лиза“ твоя для меня прекрасна!» — так отозвался о повести Петров, нелицеприятный и суровый критик. А Елизавета Петровна Янькова, тогда молоденькая девушка, в старости рассказывала: «Карамзин-историк в молодости путешествовал по чужим краям и описал это в письмах, которые в свое время читались нарасхват, и очень хвалили их, потому что хорошо написаны; но я их не читывала, а с удовольствием прочитала его чувствительную историю о „Бедной Лизе“, и так как была тогда молода, и своих горестей у меня не было, то и поплакала, читая».

Прежде всего «Бедная Лиза» подкупала читателя тем, что она рассказывала о русской жизни, о современности. Обычно в повестях писали, что действие происходит в неопределенном «одном городе», «одной деревне», а тут хорошо знакомый каждому москвичу Симонов монастырь, все узнавали березовую рощу и луг, где стояла хижина, окруженный старыми ивами монастырский пруд — место гибели бедной Лизы… Точные описания придавали особую достоверность всей истории. К тому же автор подчеркивал правдивость своего рассказа: «Ах! Для чего пишу не роман, а печальную быль!» Даже то, что Лиза продавала лесные цветы, было новой чертой быта: в одной из статей Карамзин сообщает, что торговать букетами таких цветов начали в Москве лишь за год-два до создания повести.