Ольга Елисеева - Потемкин

С января по апрель 1776 года двор оставался в Петербурге, императрица жила в Зимнем дворце, число приемов, балов и выездов сократилось [554] КФЦЖ 1776 года. СПб., 1880. С. 1–186. . Потемкин продолжал занимать свои старые покои во дворце, где у него регулярно обедали все иностранные министры и высший генералитет [555] Там же. С. 49. . Между тем Завадовский становится 2 января генеральс-адъютантом [556] Барсков Я. Л. Письма императрицы Екатерины… С. 232. , а 7 января уже в этой должности обедает во внутренних комнатах императрицы среди особо приближенных к ней лиц, в том числе и Потемкина. Эти знаки явились внешним, как бы «официальным», рубежом начала нового фавора и свидетельствовали о том, что императрица считает возможным «обнародовать» перемену «случайного» вельможи.

Такое было бы невозможно, если бы Екатерина и Потемкин не прояснили друг с другом свои изменившиеся отношения. «Даваясь точ в точ в моей воле, не будешь иметь причины каится, — писала Екатерина. — Пришли Елагина, я с ним говорить будут и готово слушать, что ему поручишь со мною говорить, и чаю, что сие короче будет, нежели письменные изражении» [557] РГАДА. Ф. 5. № 85. Ч. 1. Л. 134. . В какой-то момент императрица поняла, что им с Григорием Александровичем лучше вести переговоры через посредника. Таковым был выбран Иван Перфильевич Елагин, старейший и наиболее доверенный из статс-секретарей государыни, к тому же друг Потемкина. По некоторым данным, именно на даче у Елагина в 1774 году произошла первая, неофициальная встреча Екатерины и ее будущего «cher epous».

Ивану Перфильевичу удалось уговорить Потемкина поумерить пыл и написать государыне записку с изъявлением преданности и покорности. «Весьма резонабельное твое письмо я получила… — с облегчением сообщала Екатерина. — Будь спокоин и надежен, что я тебя отнюд не врак» [558] Там же. Л. 397. . «Резонабельное», то есть разумное, резонное письмо Григория Александровича свидетельствовало о том, что он, в конце концов, выразил Екатерине согласие на установившийся статус-кво.

Его собственное положение от этого только усложнилось. За каждым шагом случайного вельможи наблюдали сотни глаз, немедленно отмечая изменения в его поведении. Еще вчера он не нуждался ни в ком, напротив, все нуждались в его покровительстве. Но в дни счастья Потемкин не позаботился или не успел позаботиться о широкой поддержке. Сегодня для подкрепления угасающего «кредита» ему важно было благорасположение многих. В том числе и великого князя Павла Петровича.

2 февраля 1776 года графиня Е. М. Румянцева писала мужу: «Григорий Александрович по наружности так велик, так велик, что захочет, то сделает… А многие уверяют, что горячность [государыни] уже прошла та, которая была; он совсем другую жизнь ведет; вечера у себя в карты не играет, а всегда там прослуживает; у нас же на половине (у великокняжеской четы. — О. Е) такие атенции в угодность делает, особливо по полку, что даже на покупку лошадей денег своих прислал 4000 рублей и ходит с представлениями (Павлу. — О. Е.), как мундиры переменять и как делать и все на апробацию; вы его бы не узнали, как он нонеча учтив предо всеми. Веселым всегда и говорливым делается; видно, что сие притворное только; со всем тем, что бы он ни хотел и ни попросил, то конечно не откажут» [559] Письма графини Е. М. Румянцевой. С. 197. .

Как видим, заискивание и напускная веселость плохо давались Потемкину, человеку пылкому в выражении своих симпатий и антипатий. Посторонним было заметно, что на душе у него скребут кошки. Попытка сближения с великим князем провалилась. Она и не могла закончиться удачей. Потемкин и Павел Петрович были слишком разными людьми. Больше подобных унизительных для себя опытов Григорий Александрович не повторял.

Противники Потемкина ожидали, что за личным разрывом с императрицей последует и падение его влияния на дела. Но этого не произошло. Екатерина сохранила за Потемкиным не только все его прежние посты, но и апартаменты во дворце.

В сложившихся обстоятельствах лучшим утешением для Григория Александровича было погрузиться в работу. Тем более что на Юге разворачивались важные события. Однако первое мероприятие нового 1776 года было связано не с татарами и не с турками. В январе казна на свой счет похоронила Анну Карловну Воронцову (урожденную Скавронскую).

Анна Карловна была двоюродной сестрой императрицы Елизаветы Петровны и считалась первой дамой двора.

Ее брак с Михаилом Илларионовичем Воронцовым (впоследствии канцлером) открыл этому семейству путь к высоким чинам и богатым пожалованиям. Родная дочь Воронцовой Анна Михайловна Строганова умерла молодой, но семья канцлера много сделала для воспитания и продвижения при дворе своих племянников и племянниц, детей Романа Илларионовича Воронцова.

Зная легкомысленное отношение жены к деньгам, бывший канцлер перед смертью в 1767 году доверил управление землями и заводами не ей, а своему брату Роману. Он не мог знать, что за все благодеяния Роман отплатит черной неблагодарностью, присвоив многое из наследства и запутав непрактичную женщину в долгах. Анна Карловна начала против деверя судебный процесс и через Потемкина обратилась к императрице, прося помощи. Но вскоре, 31 декабря 1775 года, графиня умерла. И. Г. Чернышев посетил ее дом и написал Потемкину о положении дел: за вдовой канцлера остались одни долги, родные отказываются ее хоронить, нельзя ли испросить у императрицы две-три тысячи рублей на погребение [560] РГАДА. Ф. II. Оп. 1. № 946. Л. 573. .

Григорий Александрович обратился к Екатерине с соответствующей просьбой. Ведь и императорской семье Анна Карловна была не чужой. Наследник Павел даже называл ее «тетушкой». Императрица немедленно откликнулась: «Я сейчас позову И. М. Морсошникова и велю, чтоб он хранил на кошт гра[финю] Воронцову» [561] Там же. Ф. 1.№ 42. Л. 201. . Однако в другой записке она не могла не заметить, что брат покойной — М. К. Скавронский — «довольно богат, чтоб сей долг его мог на себя взять» [562] Там же. Ф. 5. № 85. Ч. 1. Л. 202. . Хоронили канцлершу все-таки на казенный счет, Марсошников — камер-цалмейстер в придворной Цалмейстерской конторе — отпустил требуемую сумму. Случившееся выставляет семейство Воронцовых не в лучшем свете. Ведь умерла женщина, которой ее пятеро племянников, в том числе Александр и Семен, были многим обязаны. А хлопотать о ее похоронах пришлось чужому человеку — Потемкину.

Некрасивая история. Особенно если вспомнить, что в 1769 году, когда умерла Анна Михайловна Строганова, дочь канцлера, ее родственники объединились против мужа А. С. Строганова, чтобы забрать у него приданое покойной. Александр подробно описал имущество сестры (от заводов до кружевных манжет), которое должно отойти к роду Воронцовых [563] Там же. № 2530. Л. 6. . А Е. Р. Дашкова разобрала юридические аспекты, по которым мужу Анны ничего не причиталось, так как «она, живучи и умерши в доме матери, все тут и оставила» [564] Болотина Н. Ю. Разные судьбы сестер Воронцовых // Е. Р. Дашкова и А. С. Пушкин в истории России. М., 2000. С. 38. . Остается только удивляться, почему от похорон тетушки племянники предпочли самоустраниться.