Иона Якир - КОМАНДАРМ Якир. Воспоминания друзей и соратников.

Разбор закончился. Командиры тесной толпой окружили Якира. А я вышел в коридор и, переполненный впечатлениями, почему-то вспомнил девятнадцатый год, клуб коммунистов Южного фронта и теплые слова докладчика о личной храбрости и боевом мастерстве Якира. Я и сам теперь мог бы многое рассказать о нем: и личная беседа, и игра, и разбор раскрыли мне высокие качества Ионы Эммануиловича как военного руководителя и человека.

В 1927 году в числе делегатов 25-й стрелковой дивизии я поехал в Харьков, на партийную конференцию Украинского военного округа. Там увидел многих прославленных командиров и политработников, и меня охватило чувство приподнятости и праздничности. Вот стремительно прошел командир - комиссар 17-го Приморского корпуса Ян Фрицевич Фабрициус. Худой, высокий, с длинными усами и бородкой-эспаньолкой, внешне хмурый и неразговорчивый, с четырьмя орденами Красного Знамени на гимнастерке, он обращал на себя общее внимание. Фабрициус подошел к Ионе Эммануиловичу Якиру. Они долго и оживленно о чем-то говорили, на суровом лице Фабрициуса появилась улыбка, и он сдержанно кашлял в кулак. В конце коридора член Военного совета округа Дегтярев беседовал с большой группой политработников. Медленно прохаживались, разглядывая портреты и диаграммы, командиры-кавалеристы.

Прозвенел звонок, все поспешили в зал, заняли свои места, и конференция началась.

Открыл ее член Военного совета - начальник политуправления округа Дегтярев. Потом с докладом о борьбе с бюрократизмом выступил заместитель начальника политуправления округа Кучмин. После доклада разгорелись горячие прения. Выступавшие отмечали случаи бюрократизма в своих соединениях и частях, вносили предложения, как быстрее покончить с этим злом.

Иона Эммануилович сидел в президиуме, внимательно слушал, а иногда делал в своем блокноте какие-то пометки. К нему подходили то адъютант, то работник штаба или политуправления, клали перед ним телеграммы, бумаги. Услышав что-нибудь очень интересное, он отодвигал бумаги в сторону и поворачивался всем корпусом к очередному оратору.

Когда слово предоставили Фабрициусу, товарищ Якир стал особенно внимательным и сосредоточенным. Фабрициус привел несколько ярких примеров борьбы с бюрократизмом, вызвавших хохот и аплодисменты.

А когда на трибуну вышел Якир, весь зал, как один человек, встал и приветствовал командующего продолжительными аплодисментами. В то время на партийных собраниях и конференциях такие приветствия и овации были явлением очень редким. Но Якира все так уважали и любили, что овация возникла стихийно. А он, смущенный, слегка покрасневший, стоял на трибуне и оглядывался на президиум, как бы упрашивая поскорее успокоить зал.

Не знаю, сохранилась ли где-нибудь стенографическая запись выступления Якира, да и вообще велась ли тогда стенограмма, но говорил он, как помню, так:

- От бюрократизма и формализма - этого наследия прошлого - мы еще не избавились. Эти болезни особенно опасны в боевой подготовке войск и в политической работе среди красноармейцев. Давайте же приложим усилия, чтобы у нас Украине, где не так давно бушевала кулацко-бандитская и анархистская стихия, где НЭП зачастую принимает уродливые формы, бюрократизму, формализму и всем подобным извращениям был положен конец.

Значительную часть своей речи он посвятил укреплению воинской дисциплины, работе партийных и комсомольских организаций. Говорил Иена Эммануилович неторопливо, чуть наклонившись вперед и вглядываясь в лица делегатов. Только иногда слегка повышал голос - и это означало, что приводимый им факт или пример волнует и возмущает его. А затем опять ровное, неторопливое изложение мыслей, похожее на раздумье вслух, на откровенный разговор с друзьями и единомышленниками.

Я взглянул на часы: Иона Эммануилович говорит уже 55 минут, а на лицах делегатов нет ни усталости, ни усыпляющего равнодушия. Когда он закончил и сошел с трибуны, ему вновь устроили восторженную овацию, даже раздавались возгласы «ура!» - так велико было обаяние 32-летнего командующего, так высок был авторитет этого примерного коммуниста и опытного политического деятеля.

Меня назначили командиром сводного саперного батальона, выделенного для постройки лагерей в районе Житомира. Во время погрузки батальона в эшелон на станции Полтава я почувствовал себя очень плохо, и меня прямо с платформы отправили в госпиталь, а затем в Ессентуки, в военный санаторий. И надо же было случиться так, что по дороге у меня выкрали деньги. Я остался, как говорится, гол как сокол.

Мой сосед по палате, командир полка 44-й дивизии Николай Андреевич Прокопчук присел рядом и стал успокаивать:

- Не журись, товарищ. Есть выход.

- Какой? Пока мой рапорт по начальству дойдет до финчасти, я тут, наверное, без курева пропаду, а там и срок выписки из санатория подойдет. Да и в дороге деньги нужны.

- Вот я и даю тебе верный совет.

- Какой?

- Напиши письмо Якиру.

- Командующему? Что вы!

- Значит, не знаешь ты Якира, - усмехнулся Прокопчук.-Тебе дело советую. Разве Якир оставит человека в беде? И результат будет намного скорее.

Прокопчук в конце концов уговорил меня, и я не стал посылать рапорт в батальон или штаб корпуса, а написал частное письмо Ионе Эммануиловичу: сообщил ему о неприятности, приключившейся со мной, и просил распорядиться выслать аванс в счет моей заработной платы. Письмо отослал, а сам все время корил себя: зачем поддался уговорам Прокопчука? У командующего столько забот, а тут еще какой-то командир роты со своей просьбой докучает...

И что же вы думаете? Через несколько дней получаю денежный перевод на 75 рублей - это был месячный оклад командира полка. На почтовом бланке Иона Эммануилович своей рукой написал: «Поправляйтесь, отдыхайте, лечитесь. С коммунистическим приветом - Якир».

Вернувшись из отпуска, я хотел рассчитаться с финчастью, но оказалось, что деньги мне были высланы из фонда командующего и возврату не подлежали.

Не могу не рассказать еще об одной замечательной черте Якира: как командующий, он брал на себя лишь главные, принципиальные решения и ни в коем случае не связывал инициативу подчиненных. На маневрах войск округа в конце лета 1926 года, проводившихся в районе села Триполье, в 50 километрах юго-восточнее Киева, разыгрывалось форсирование широкой водной преграды – Днепра. На одном из этапов учений я был участковым посредником на переправе.

На этом этапе 3-я Бессарабская кавалерийская дивизия «синих» скрытно совершила форсированный марш и вышла на берег Днепра прежде, чем успели отойти арьергардные части «красных». Понтонеры лишь разбирали мосты и готовили паромы для переправы последних частей «красных».