Леонид Млечин - Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота

25 апреля 1972 года Брежнев выступал на совещании руководящего состава вооруженных сил:

— Неплохая практика, на мой взгляд, начинает внедряться и укрепляться. Это награждение и рядовых, и офицерского состава за успехи в практической деятельности. Так как мы воевать не собираемся, нет повода военнослужащим получить орден. Рабочий может, колхозник может получить орден, ученый может. Учреждение какое-то получает. Смотришь, и Мане, и Тане какой-то «Знак Почета» попадает, а армия? Поэтому на награждение я охотно иду — за подвиги в воздухе, за всякого рода заслуживающие внимания плавания — подводные, надводные, за помощь народному хозяйству во время уборки урожая, за отличную организацию учебы. Вот недавно я подписал представление что-то на девятьсот или сколько там человек.

Министр обороны маршал Гречко уточнил:

— На две тысячи двести человек.

— Я уже не смотрел число, — продолжал Брежнев. — Потому что посмотришь и испугаешься. Говорят, что заслуживают. Подписал.

Поток наград за выслугу лет, или к юбилею, или по случаю окончания пятилетки обижал тех, кто получил орден или медаль за реальный подвиг. Заведующий отделом административных органов ЦК Николай Иванович Савинкин пожаловался Брежневу:

— Надо бы нам прекращать присваивать звания и раздавать ордена. Совсем обесценились.

Брежнев даже удивился:

— Тебе что, Коля, железа жалко? Пусть получают. Получат, выпьют, настроение лучше, есть стимул работать лучше. Зачем их этого лишать?

Он и сам уже невысоко ценил государственные награды. Осенью 1973 года составил список первых секретарей, которых велел отметить. В письме Суслову распорядился: «Как минимум присвоить звания Героя Социалистического Труда». Как минимум! А выше Золотой звезды в Советском Союзе награды не было.

Почти всю жизнь его недооценивали. Снисходительно говорили: ну, Лёня есть Лёня. Но все, кто над ним посмеивался, кто считал недалеким — руководитель областного масштаба, что он может? — все куда-то разлетелись. Кто на пенсию, кто послом в далекие края, кто приземлился на обидно мелкой должности. А Леонид Ильич руководил нашей страной восемнадцать лет. Руководил бы и дольше — сил не хватило.

Когда Леонид Ильич стал болеть, проявились мало приятные черты характера. А болел он все серьезнее. И дряхлел, хотя в принципе очень заботился о себе.

Он курил сигареты «Новость». Ему их специально набивали, делали с длинным фильтром. Он пользовался мундштуком. Пытался сократить число сигарет — курил строго по часам. В конце концов стоматологи внушили ему, что протезирование не удается из-за того, что курение раздражает слизистую оболочку рта. И он нашел в себе силы отказаться от табака.

Чем хуже он себя чувствовал, тем больше замыкался в своих переживаниях. Записывал в дневнике:

«Ночь была плохой — бессонница».

«Вновь болела рука и совершенно бессонная ночь».

«В семь вечера был в клинике.

Указание: четыре дня находиться на постельном режиме.

а) не выходить на воздух,

б) не есть острого — перец, хрен, горчица, моченые помидоры,

в) прием таблетки (1 штуку) утро — обед — ужин,

г) не ложиться сразу после еды, немного походить в домашних условиях».

Леонид Ильич отказался от алкоголя, поэтому в его присутствии и другим не наливали, отчего страдало его окружение, неустанно сочинявшее ему речи и статьи. Как-то раз сотрудник отдела ЦК по соцстранам Николай Сергеевич Шишлин, к которому Леонид Ильич питал слабость, уговорил его поставить на стол спиртное. Официанты принесли всем водку, Брежневу налили чешского пива.

По такому случаю Анатолий Иванович Лукьянов, будущий глава советского парламента, сочинил стишок:

В первоначальный проект отчетного доклада ЦК КПСС XXVI съезду партии вписали фразу о коррупции в здравоохранении. Брежнев спросил:

— Неужели это правда? Неужели до этого докатились?

Помощники, готовившие текст, подтвердили, что дело обстоит именно так. Не стеснявшийся в выражениях Александров-Агентов добавил:

— Знаете, Леонид Ильич, даже в Центральной клинической больнице есть твердо установленная такса — сколько за какую операцию давать на лапу.

Брежнев удивленно покачал головой. В окончательном варианте текста этот пассаж, вычеркнутый Сусловым и Андроповым, исчез.

Возмущавшийся коррупцией Александр Михайлович Александров-Агентов был помощником генерального секретаря по международным делам. Вот как описывают его собственную жизнь старые друзья:

«Машина с водителями, комфортабельная дача круглый год с превосходным питанием в столовой за символическую плату, «кремлевская столовая» на улице Грановского, отдых в лучших цековских санаториях, в том числе и «у друзей» за рубежом. К тому же вскоре потекли ручейки всяческих подношений из различных краев и республик, которые хозяйка дома иногда демонстрировала нам.

Огромная пятикомнатная квартира на улице Горького, обставленная стильной мебелью, с гарнитуром, обитым шелковым штофом, многочисленные украшения в виде бронзовых или фарфоровых статуэток, хрусталя и картин завершали вид богатого, процветающего дома… Трудности нашей жизни открывали неожиданные возможности. Оказывается, можно было поделиться талонами в «кремлевскую столовую» с вдовой престижного художника и задешево приобрести его картины, которым нашлось бы место в небольших музеях…

Наши знакомые откровенно упивались открывшимися перед ними райскими возможностями, хотя и любили говорить, что «ничем не пользуются», имея, очевидно, в виду то, что они могли бы намного расширить сферу своих возможностей…»

Привилегии того времени бессмысленно сравнивать с положением нынешнего начальства, живущего на широкую ногу. Но у остальных граждан социалистического государства не было ничего — и никаких перспектив купить то, что им нужно. Сегодня размер тогдашних взяток кажется смехотворным, так ведь и уровень жизни был иным.

Министр культуры Екатерина Фурцева, по словам певицы Галины Вишневской, охотно принимала подношения от артистов:

«Предпочитала брать валютой, что могу засвидетельствовать сама: в Париже, во время гастролей Большого театра, положила ей в руку четыреста долларов — весь мой гонорар за сорок дней гастролей, так как получала, как и все артисты театра, десять долларов в день.

Просто дала ей взятку, чтобы выпускали меня за границу по моим же контрактам (а то ведь бывало и так: контракт мой, а едет по нему другая певица). Я от волнения вся испариной покрылась, но она спокойно, привычно взяла и сказала: