Леонид Млечин - Как Брежнев сменил Хрущева. Тайная история дворцового переворота

27 февраля 1964 года Твардовский записал в дневнике:

«Мне ясна позиция этих кадров. Они последовательны и нерушимы, вопреки тому, что звучало на последнем съезде и даже на последнем пленуме ЦК, стоят насмерть за букву и дух былых времен.

Они дисциплинированны, они не критикуют решений съездов, указаний Никиты Сергеевича, они молчат, но в душе любуются своей «стойкостью», верят, что «смятение», «смутное время», «вольности» — все это минется, а тот дух и та буква останутся… Это их кровное, это их инстинкт самосохранения и оправдания всей их жизни…

Их можно понять, они не торопятся в ту темную яму, куда им рано или поздно предстоит быть низринутыми — в яму, в лучшем случае, забвения. А сколько их!

Они верны культу — все остальное им кажется зыбким, неверным, начиненным всяческими последствиями, утратой их привилегий, и страшит их больше всего. И еще: они угадывают своим сверхчутьем, выработанным и обостренным годами, что это их усердие не будет наказано решительно, ибо нет в верхах бесповоротной решимости отказаться от их услуг».

Никита Сергеевич умудрился настроить против себя партийный аппарат (разрушая привычную систему управления), армию (сокращая офицерский корпус), КГБ (демонстрируя чекистам неуважение и отказывая им в привилегиях). Он обзавелся таким количеством врагов, что уже не смог всех одолеть.

У высшего эшелона были личные причины не любить Хрущева. Чиновники, достигшие вершины власти, жаждали покоя и комфорта, а Хрущев проводил перманентную кадровую революцию. Он членов ЦК шпынял и гонял, как мальчишек. Обращаясь к товарищам по президиуму, в выражениях не стеснялся:

— Дурак, бездельник, лентяй, грязная муха, мокрая курица, дерьмо…

Поэт Андрей Вознесенский писал о Хрущеве: «Пройдя школу лицедейства, владения собой, когда, затаив ненависть к тирану, он вынужден был плясать перед ним «гопачок» при гостях, он, видимо, как бы мстя за свои былые унижения, сам, придя на престол, завел манеру публично унижать людей, растаптывать их достоинство».

Советская история — это история непрерывной борьбы за власть. У Хрущева были сильные соперники. Он неустанно сражался с ними и одерживал одну победу за другой. Проявил выдающийся талант в борьбе за власть. Хрущев неоцененный в этом смысле человек. Он был гениальным мастером политической интриги. Ведь каких людей он как бы играючи убрал — Берию, у которого в руках была госбезопасность, Жукова, у которого была армия и народная слава! В пятьдесят седьмом году Никита Сергеевич чуть не в одиночку пошел против президиума ЦК и одолел всех. За каждой такой операцией стояла большая закулисная работа. Для этого надо было иметь острый ум и смелость.

Партийная номенклатура помогла Хрущеву получить власть и удержать ее. Но одновременно первые секретари осознали и собственную значимость. Они скептически смотрели на Хрущева. Что хотели — исполняли, что им не нравилось — не делали.

На XXII съезде под давлением Хрущева приняли программу построения коммунизма. Но всем было ясно, что построить коммунизм нельзя. Партийные секретари не хотели отвечать за невыполненные обещания. Им нужно было, чтобы Хрущев ответил за все. Так что это было серьезное противостояние. Или он их. Или они его.

Высшие чиновники боялись Хрущева. Когда приехавший на пленум ЦК в Москву руководитель Белоруссии Кирилл Трофимович Мазуров оказался в больнице (его с нервным истощением уложили в клинику для начальства на улице Грановского), выступить поручили второму секретарю республиканского ЦК Федору Анисимовичу Сурганову. Помощник Мазурова побежал искать Сурганова. Тот обедал в ресторане гостиницы «Москва».

«Дождавшись, пока Сурганов дожует котлету, — вспоминал помощник первого секретаря ЦК компартии Белоруссии Борис Владимирович Павленок, — я подошел и негромко сказал:

— Федор Анисимович, Мазурова забрали в больницу. Он передал, что вам завтра выступать на пленуме.

Сурганов дернулся, будто его ударило током, резко отодвинул тарелку и сказал голосом капризного ребенка:

— Не буду!

Вечером все члены бюро, прибывшие на пленум, собрались в номере у Сурганова. Притыцкий кипятился, Киселев острил, Шауро вставлял отдельные замечания. Сурганов в тренировочном костюме расхаживал по номеру. Он взялся править текст сам, но, увидев, что у него трясутся руки, я предложил:

— Федор Анисимович, вы диктуйте, а я буду править…

Но когда поменялись местами, толку от него все равно не было. Испуг перед выходом на трибуну парализовал — Никита мог сбить с мысли вопросами, затюкать репликами, а то и просто сказать: какой вы секретарь ЦК».

Хрущев и в пожилые годы умел внушать страх. Добреньким он никогда не был. Иначе бы не выжил. Но он был человек не злопамятный, снимал с должности и этим ограничивался. Сталин расстреливал, чтобы не оставались где-то рядом с ним недовольные и обиженные.

А Хрущев никого не добивал, переводил на менее значимые должности, и это создавало ощущение его слабости.

«Мы осудили культ Сталина, — говорил Никита Сергеевич, уже отправленный на пенсию, — а есть ли в КПСС люди, которые подают голос за него? К сожалению, есть. Живут еще на свете рабы, живут и его прислужники, и трусы, и иные. «Ну и что же, — говорят они, — что столько-то миллионов он расстрелял и посадил в лагеря, зато твердо руководил страной». Да, есть люди, которые считают, что управлять — это значит хлестать и хлестать, а может быть, даже захлестывать».

Увидев, что Хрущев «хлестать» их не собирается, все им обиженные утратили страх и объединились. Никита Сергеевич позволил своему окружению сплотиться против него.

Хрущев жаждал обновления кадров. 14 декабря 1959 года на расширенном заседании президиума ЦК, говоря о проекте программы КПСС, завел речь о том, что его волновало:

— В программе надо было бы подумать и насчет демократизации нашего общественного строя. Без этого нельзя. Взять к примеру наше руководство — президиум. Мы не ограничены ни властью, ни временем. Правильно ли это? Может собраться артель, люди могут спаяться и спиться. При Сталине это было, сидел же разбойник Багиров. Сталин о нем говорил, что мусульмане не держали бы его и недели, убили бы, если бы мы его не поддерживали.

Никита Сергеевич имел в виду кандидата в члены президиума ЦК КПСС Мирджафара Аббасовича Багирова, который двадцать лет, с 1933 по 1953 год, был хозяином Азербайджана. Его сняли с должности, судили и расстреляли после смерти Сталина и Берии…

Хрущев перевел свою идею в практическую плоскость:

— Я беру президиум ЦК: нас выбирают, но на следующем съезде одна треть выбывает обязательно.

Хрущев чувствовал, что монополия на власть губит страну. Молодежь растет, но должности для нее не освобождаются. Приходится ждать, когда кто-нибудь из старшего поколения умрет.