Анатолий Воронин - Второй пояс. Откровения советника

Новый командующий в кабинете был не один. Когда я туда ввалился, Алим, Мир Акай и Михалыч чаевничали, сидя за небольшим столиком в углу кабинета. По всей видимости, все, о чем я намеревался сказать Алиму, было отражено на моем лице, и, наверно, именно поэтому первое, что я услышал от Михалыча, было:

– Что стряслось?

Не стесняясь особо в эпитетах, я выложил все, что думал в тот момент по поводу не совсем верного поступка Алима, который по незнанию специфики оперативной работы фактически расшифровал на публике проведенную спецотделом секретную операцию, да еще при этом засветил причастность к ней советника. Между делом намекнул, что Алим вообще поторопился со своим докладом на Совете обороны и «дезой» об убитом полевом командире поставил себя в весьма неудобное положение. Рассказывая присутствующим о том, что Гафур Джан в настоящее время живехонек и наверняка уже строит планы, как досадить царандою, я обратил внимание на то, как у Алима заходили желваки на скулах. Проняло, стало быть.

Уже вечером, у себя на вилле, я раскрыл Михалычу все карты и попросил его, чтобы он немного подучил своего нового подсоветного тому, как себя вести на всех этих хуралах, а также тому, что на них можно говорить, а что нельзя. Алим хороший человек, и он вряд ли имел какой-то злой умысел, когда выступал на Совете обороны. Но его чрезмерная беспечность и излишняя откровенность рано или поздно сыграют с ним очень злую шутку. И уж тем более ему нужно быть настороже при общении с Варенниковым. Тот вообще никому не прощает ошибок.

В обыденной суете мы даже не заметили, как проскочила неделя, отделявшая первомайские праздники от Дня Победы. Правда, на этот раз «духи» оставили советнический городок в покое, и партийный советник наконец-то смог выступить со своим докладом перед его жителями.

А в обед к нам вдруг нежданно-негаданно приехал Мир Акай, сообщивший последнюю новость о том, что все дела он окончательно передал Алиму и завтра утром улетает в Кабул.

Отлично понимая, что встреча с ним, по сути своей, была последней для каждого из нас, мы решили устроить для Мир Акая небольшой праздник. Специально для него мы истопили свою баню, и Юра Анцупов от души отодрал его тело эвкалиптовым веником. А потом было дружное застолье, продолжавшееся до самой темноты. Как он потом добрался на служебной «Волге» до своего жилища в Кандагаре, не попав при этом ни в одну «духовскую» засаду, для нас так и осталось загадкой. Но в том, что на следующий день он обязательно улетит в Кабул, у нас не было никаких сомнений.

Вот уж действительно, на войне ничего нельзя загадывать наперед. Еще буквально вчера, сидя в обнимку с Мир Акаем на веранде нашей виллы, мы планировали, как встретимся все вместе через пару месяцев в Кабуле и обмоем наше окончательное возвращение на родину.

В том, что советники царандоя покинут Кандагар одними из первых, мы нисколько и не сомневались. Шифровки, следовавшие из Кабула одна за другой, весьма красноречиво свидетельствовали о грядущем сворачивании всей нашей советнической работы в провинции. Вот и предписание о передаче казенного имущества поступило. И откуда они его столько набрали? Одних только кондиционеров за нами числилось не меньше дюжины, хотя на самом деле их было не больше пяти. Остальные, если они и существовали когда-то в природе, давным-давно уплыли в неизвестном направлении. Куда именно – можно было только догадываться, поскольку каждый мало-мальски значимый советник перед возвращением на родину обязательно дарил подсоветному бакшиш. И хорошо, если этим подарком была его личная вещь. Но, как правило, никто своими вещами особо не разбрасывался, а все пытался сбагрить что-нибудь из казенного имущества. А аппетит у афганских коллег был отменный, и чем выше должность занимал подсоветный, тем круче у него были запросы. На уровне командующего или одного из его заместителей наиболее ценным подарком считались кондиционер, холодильник или цветной телевизор. Вот и дарили им советники эти дорогостоящие вещи. Дарили и спокойно уезжали в Союз, оставляя после себя акты приема – передачи несуществующего имущества. А уехал человек, и спрашивать уже не с кого.

Лично я никакого имущества ни от кого не принимал, да и Михалычу, когда тот заступил на должность старшего советника, тоже ничего не передавал. Если с него и начнут спрашивать по всей строгости, то у него будет хоть какая-то отговорка. А я смогу подтвердить сей факт из нашей мушаверской жизни. В крайнем случае, оперативно спишем все на очередной обстрел городка, недостатка которых мы никогда не испытывали.

Как бы там ни было, но над расшифровкой той депеши из Кабула шифровальщик сидел почти полдня. Итогом его кропотливого труда стал пятистраничный список с подробным перечнем всего того, что еще со времен «кобальтеров» как бы должно было храниться в загашниках наших вилл и в укромных местах многочисленных подсобок.

Поскольку я, Олег Андреев и советник опербата Михаил Погодин уже хаживали в первоочередных дембелях, Михалыч создал из троицы «дедов» комиссию, наделив нас неограниченными ревизорскими полномочиями.

Не знаю, как долго пришлось бы нам заниматься нудным делом, пересчитывая все – от постельных принадлежностей до электрогенераторов и автомашин, и во что в конечном итоге это вылилось бы, но судьбе-индейке было угодно, чтобы все мои похождения в качестве внештатного ревизора закончились, так и не начавшись.

Одиннадцатое мая ничем не отличалось от прочих обыденных дней, которые, начавшись рано утром и завершившись поздно вечером, уходили без единой зарубки в памяти.

Как обычно, с утра я съездил в максуз, отобрал с десяток наиболее интересных агентурных сообщений о «духах» с их коварными замыслами, немного почаевничал с Амануллой. Заглянул в авторемонтную мастерскую, где Джилани уже несколько дней колдовал над вышедшим из строя двигателем автомобиля. По тому, в каком раскуроченном виде находился движок, понял, что мне еще долго не светит прокатиться на этой старенькой «тойоте» с ветерком по вновь заасфальтированной дороге. Побродил какое-то время по двору царандоя, разыскивая хоть какой-нибудь подходящий транспорт, на котором можно было добраться до «Компайна».

Наверняка что-то подвернулось в тот день, и я возвратился в наш городок, где и узнал новость, которую принес шифровальщик.

Когда он объявился на нашей вилле, мы обедали. Лицо у него было настолько растерянным, что все присутствующие сразу насторожились. В руке шифровальщик держал бланк входящей шифровки с колонками пятизначных цифр, поверх которых карандашом были сделаны записи с дешифрованным текстом.