Тито Гобби - Мир итальянской оперы

Но вернемся к драме. После ужасной сцены при дворе Риголетто, дрожа от страха, спешит к дочери и неподалеку от дома встречает Спарафучиле. Именно здесь убийца предлагает шуту свои услуги: он человек полезный, может убрать врага за достаточно скромное вознаграждение. Сначала Риголетто отталкивает его, но затем поддается искушению и выслушивает Спарафучиле — кто знает, если возникнет реальная опасность, может быть, ему придется воспользоваться услугами убийцы. Он спрашивает, где можно будет найти Спарафучиле в случае… «Но где же тебя найти могу?» Потом он отстраняет убийцу и несколько раз повторяет: «Ступай, ступай».

Я помню, как в 1947 году, в Стокгольме, великий дирижер Антонио Гварньери перевернул мои представления об этом дуэте. Мы с Чезаре Сьепи, который был великолепным Спарафучиле, проводили первую репетицию. Нам казалось, что все идет гладко, как вдруг, в конце дуэта, дирижер устроил настоящую бурю — обвинения и проклятия посыпались на наши бедные головы. «О чем вы думаете? Вы что, заснули на сцене? Этот дуэт надо петь с ощущением тайны, а в голосе Риголетто должен чувствоваться ужас». В этой сцене удвоенные басы играют прелестную мелодию, а наши голоса, как сообщил нам Гварньери, должны быть еле слышны, чтобы передать атмосферу таинственности происходящего.

Мы с Чезаре были просто ошеломлены, но почувствовали, что нам открылось новое окно в мир вердиевской музыки. Мы попытались спеть так, как учил маэстро, и дуэт зазвучал совсем по-другому — так прекрасно, что оркестранты начали аплодировать дирижеру.

После ухода Спарафучиле Риголетто в большом монологе «С ним мы равны» здраво и жестко оценивает сам себя. Шут считает, что он мало чем отличается от убийцы, поскольку его язык обладает столь же губительной силой, как нож разбойника.

Но когда Риголетто входит в калитку своего сада, заходит в дом, вся горечь истаивает, и он снова становится любящим отцом. Он попадает в маленький рай, где живет единственное существо, которому шут отдает всю свою привязанность. Риголетто говорит Джильде: «Вера, семья и отчизна слились воедино в тебе лишь одной».

Как обычно, он отмалчивается на вопросы дочери о его происхождении и жизни вне дома; с глубоким чувством он рассказывает о покойной жене и ее нежной любви. «Не говори о ней со мной». Это место очень трудно петь, тут надо использовать mezza voce и предельно точно контролировать дыхание.

Риголетто озабочен, иногда отвечает на вопросы Джильды достаточно резко. Наконец, приказав Джильде никуда не отлучаться, он зовет коварную Джиованну и поручает ее заботам свой «нежный цветок». «О, береги цветок мой нежный» — эта фраза требует чрезвычайно точного пения, она звучит в высокой части регистра; сопрано присоединяется к баритону — мы слышим нежный дуэт allegro moderato assai — эта помета композитора очень важна (но чересчур замедлять темп нельзя ни в коем случае).

Почти успокоившись, бедный Риголетто собирается уходить, не догадываясь о том, что Герцог вот-вот объявится в его доме, а придворные уже готовят ему свой сюрприз. Убежденные, что Риголетто посещает любовницу, придворные собираются похитить ее, чтобы развлечь своего господина.

Риголетто уходит; однако, словно предчувствуя что-то недоброе, возвращается и неподалеку от дома сталкивается с придворными. В ответ на его подозрительные расспросы они рассказывают, что хотят похитить жену графа Чепрано. Риголетто не колеблясь присоединяется к ним, благодаря судьбу за то, что его дочери не грозит опасность. Он уводит придворных подальше от своего дома; следуя общему примеру, разрешает надеть на себя маску, позволяет завязать глаза. Придворные морочат ему голову, сбивают с толку, и в конце концов он теряет ориентацию. Затем придворные просят его подержать лестницу, приставленную к стене дома. Лишь после того, как Джильду уже похитили Риголетто понимает, что он сам, своими руками помог выкрасть любимую дочь.

Объятый ужасом, он вбегает в дом, мчится наверх громко призывает Джильду, и голос его похож на вой раненого животного. Затем он выбегает из дома и падает, потрясенный воспоминанием о проклятии Монтероне.

В дни юности я стремился как можно эффектнее упасть в этом месте; в доме была небольшая мраморная лестница, и я падал с нее. После таких падений я ходил весь в кровоподтеках, и моя семья взбунтовалась. Но к моменту генеральной репетиции я отработал метод падения и, никого не предупредив о своих блестящих достижениях, издав полный отчаяния крик: «Ах, старца сбылось проклятье!», покатился по лестнице — от ее начала до конца, — сопровождаемый воплями ужаса коллег. Однако маэстро Серафин остался совершенно равнодушен к моим «подвигам» и сказал: «Ваш трюк был бы неплох в цирке Барнума, но для Верди это, пожалуй, чересчур». Он разрешил мне падать только с высоты последних ступенек. Предполагается, что Риголетто в эту ночь блуждает по улицам в бесплодных поисках дочери. А ранним утром приходит во дворец, в комнате карликов переодевается в костюм шута и, собрав все оставшиеся силы, идет в покои придворных в надежде узнать хоть что-то о пропавшей дочери.

«Ла-ра, ла-ра», которое оповещает о его приходе, поется устало, разлаженно (allegro assai moderato). В этих звуках уже ничего не осталось от шутовства, в них только жалоба. Со стиснутыми зубами он отвечает на иронические приветствия придворных и горько укоряет Марулло. Затем входит Паж, и происходит быстрый обмен репликами между ним и придворными. Тут Риголетто начинает догадываться, что реально произошло, и полностью теряет самообладание.

«Он любовницу ищет в герцогском покое», — сообщают придворные, на что Риголетто в диком отчаянии отвечает: «Дочь мне отдайте!», бросается на придворных и вступает с ними в жестокую, неравную схватку. Его швыряют на пол, он припадает к Марулло, умоляя того сжалиться, — Риголетто верит, что Марулло добрее, чем остальные, — но никто не отвечает. Перед этим всеобщим молчанием Риголетто беспомощен, его душат рыдания. И вот, когда Риголетто плачет у ног придворных, на сцену выбегает Джильда, узнает отца и, окаменев, останавливается — она прозревает, догадывается, кто он на самом деле. Здесь вершина трагедии.

Я так часто играл эту страшную сцену, что пользуюсь правом предупредить исполнителя: выражая страшную боль, полное смятение чувств, актер все же не должен терять самоконтроль, ведь ему еще потребуются силы на мощную властную вспышку, когда он будет прогонять придворных со сцены. А после этого страшного возбуждения и напряжения ему надо слабым, полным слез голосом спеть проникающие в душу слова: «Правду скажи мне».

Очень трудно сдерживать чувства в сценах, подобных этой, но самоконтроль необходим, к тому же здесь постоянно идет crescendo, которое достигает кульминации в дуэте «Да, настал час ужасного мщенья» — чуть позднее. Здесь также требуется настоящая мощь, чтобы передать взрывы ярости и тоски, все перемены чувств, столь внезапные и столь мастерски описанные Верди. Секрет исполнения — в ясной артикуляции и в вокальной выразительности, богатой нюансами и оттенками чувств. Если делать упор на качество, а не на количество звука, это сделает партию вокально менее утомительной и даст выигрыш в психологическом и драматическом эффектах.