Руаль Амундсен - Моя жизнь. Южный полюс

– Вистинг!

– Да.

Казалось, отвечают откуда-то издалека. Гул прекратился, занавеска отдернулась, и я увидел картину, которая больше всего меня поразила за весь этот день, такой насыщенный событиями. Сидя в недрах барьера, Вистинг работал на швейной машине. Температура на воле – минус 51°.

Чудо из чудес. Подкрадываюсь ко входу, чтобы посмотреть поближе, и тут мне в лицо – уф! – пышет буквально тропическая жара. Гляжу на термометр – плюс 10°. Как все это вяжется одно с другим? Вот сидит человек в ледяном погребе и шьет при температуре плюс 10°. В школе меня учили, что лед тает приблизительно при 0°. Если этот закон еще действует, Вистинг должен сидеть под душем… Вхожу. Швейная мастерская невелика, примерно два на два метра. Рядом с швейной машиной (ножная машина новейшей марки) в этом закутке, помимо огромной палатки, которой Вистинг сейчас занят, можно увидеть всякие приборы, компасы и тому подобное. Но мне особенно интересно, как мастер спасается от душа. Ах, вот оно что. Остроумно придумано. Он обшил потолок и стены жестью и брезентом так, что вся талая вода стекает в стоящий на полу таз. Заодно он получает столь драгоценную в этих краях воду для умывания. Ишь, хитрец!

После я узнал, что здесь, в этом ледяном чуланчике, было пошито почти все снаряжение для похода к полюсу.

С такими людьми да не достичь полюса! Бить надо Амундсена, если он этого не сделает.

Что ж, кажется, теперь мы все осмотрели. Мой спутник подходит к стене, подле которой сложена одежда, и начинает рыться в ней. «Осмотр одежды, – говорю я себе, – интересного мало…» И присаживаюсь на сани у противоположной стены, чтобы передохнуть. Вдруг Амундсен наклоняется вперед, как для нырка, и исчезает в ворохе мехов. Вскакиваю и бросаюсь туда. Мне немножко жутко от всех этих загадок. Второпях задеваю сани на столе Хансена и чуть не сбрасываю их на пол. Он сердито оглядывается. Хорошо еще, что не видит меня, не то была бы мне взбучка. Протискиваюсь через груду одежды – и что же я вижу? Опять отверстие в стене, опять низкий темный ход. Собравшись с духом, устремляюсь туда. Этот ход чуть выше предыдущего, можно идти почти в рост. К счастью, навстречу мне пробивается свет, так что на сей раз странствие в потемках длится недолго.

Вхожу в еще одно большое помещение, почти такое же, как предыдущее, «интендантство». Позднее я услышал, что за этим помещением закрепилось название «Хрустальный дворец», очень меткое, здесь все переливается хрустальным блеском.

У одной стены сложено множество лыж, у других стоят ящики, желтые и черные. Теперь, когда я побывал у Стубберюда, мне нетрудно сообразить, в чем дело. Желтые ящики – старые, черные – улучшенные. Даже о такой мелочи они подумали! Разумеется, на снегу черный цвет имеет все преимущества перед светло-желтым. Он приятнее для глаза. И черные ящики гораздо легче увидеть издалека. Представьте себе, что понадобятся вехи: достаточно разбить ящик, и делай сколько угодно черных вех. На снегу их сразу заметишь.

Но что за странные крышки на ящиках? Не больше крышки от молочного бидона и такой же формы, так же снимаются и ставятся на место. И тут меня осеняет. Когда я сидел у Хансена, то заметил укрепленные на санях куски троса, по восьми с каждой стороны. Ну конечно. Они предназначены для крепления четырех ящиков: больше на одни сани вряд ли погрузишь. С одной стороны все тросы кончаются петлей, с другой – тонкой бечевкой. Видимо, на каждый ящик приходится по две пары, одна – впереди, другая – сзади крышки. Затяни потуже, и ящики будут стоять, как приколоченные. А крышка свободно снимается. Хитрая выдумка, она сбережет много труда.

Посреди дворца сидит Йохансен. Он занят упаковкой – задача явно нелегкая. У него такой озабоченный вид. Перед ним стоит наполовину уложенный ящик с пометкой: сани № V, ящик № 4. В жизни не видел такой причудливой смеси – пеммикан вперемешку с колбасой. Никогда не слышал, чтобы в санные переходы брали колбасу. Это что-то новое. Куски пеммикана – цилиндрические, около 12 сантиметров в диаметре, высотой – около пяти. Когда их укладывают по четыре в ряд, между рядами остаются широкие ромбовидные промежутки. В них-то и засунуты колбасы, по одной в каждый. Колбаса стоит торчком, ее длина как раз под стать высоте ящика. Колбаса? Постой-ка… Вон там лежит одна с надорванной кожицей.

Подхожу ближе и рассматриваю ее. Вот хитрецы! Это они таким способом укладывают сухое молоко. Используют все пустоты. Промежутки между кругами пеммикана и стенками ящика, естественно, вполовину меньше, «молочную колбаску» не втолкнешь. Но не подумайте, что место это пропадает зря. Ничего подобного. Туда суют шоколад, разломанный на маленькие кусочки. В итоге готовый ящик упакован так плотно, что похож на сплошную, цельную колоду. Вот стоит такой упакованный ящик. Подхожу к нему и смотрю, что в нем. На крышке надпись: «Галеты – 5400 штук». Говорят, ангелы славятся особым терпением. Но чтО́ такое ангельское терпение по сравнению с тем, которым наделен Йохансен. В этом ящике не оставалось ни одного свободного миллиметра.

«Хрустальный дворец» сейчас похож на бакалейный магазин. Пеммикан, галеты, шоколад, «молочные колбаски»…

В стене напротив лыж есть люк. Мой спутник приближается к нему. На этот раз я его не упущу. Он поднимается по двум ступенькам, толкает люк – и вот уже он на барьере. И я тоже. Люк закрывается.

Рядом – еще одна дверь. Обращаюсь к своему хозяину и от души благодарю его за интересную экскурсию в недрах барьера, за показ всех этих замечательных сооружений и всего прочего. Он перебивает меня: мы еще далеко не закончили осмотр. Он вывел меня сюда только для того, чтобы мне не пришлось ползти обратно тем же ходом.

– Войдем, – говорит он, – и продолжим наше странствие в барьере.

Я уже сыт по горло всеми этими подземельями, но вижу, что возражать бесполезно. Мой хозяин, словно угадав мои мысли, добавляет:

– Надо осмотреть все теперь, пока люди работают. Потом это будет не так интересно.

Он прав, я собираюсь с духом и следую за ним.

Но судьба рассудила иначе. Выйдя, мы увидели Хансена и его сани, запряженные шестеркой энергичных собак. Мой проводник едва успевает шепнуть мне: «Садитесь! Я подожду вас здесь» – как сани срываются с места и мчатся с бешеной скоростью, унося меня в качестве пассажира у ничего не подозревающего Хансена.

Мы неслись так, что снег летел из-под полозьев. Сразу видно, что этот парень хорошо управляет своими собаками. Но до чего же буйная у него команда. Чаще всего я слышал имена Коршуна и Того. Эти двое и впрямь были не прочь побезобразничать. Смотришь, перескочили через постромки или нырнули под ними к своим товарищам, и начался беспорядок. Правда, особого вреда причинить они не успевали: направляемый искусной рукой кнут так и свистел у них над головой. Впереди бежали две «сардельки», на которые я обратил внимание еще на базе, – Кольцо и Милиус. Этих озорников распирал задор, но в общем они послушно держали строй. В той же упряжке были Акула и Прыткий с раздвоенным ухом. Прыткого так и подмывало вместе со своим другом Акулой затеять небольшую потасовку с Коршуном и Того. Вот только этот кнут… Он безжалостно щелкал между ними, заставляя их быть паиньками.