Руаль Амундсен - Моя жизнь. Южный полюс

Нелегко расставаться с местом, которое долго служило тебе домом, хотя бы даже дом этот лежал на 79° южной широты и был почти похоронен под снегом и льдом. Мы, люди, слишком зависим от того, что называется привычкой, чтобы вдруг рвать со средой, с которой успели свыкнуться, и ничего при этом не чувствовать. Другой, быть может, скажет: «Упаси меня Бог от такой среды», – но это нисколько не умаляет верности этого положения. Большинство людей ни за какие блага не согласились бы жить во Фрамхейме, для них это Богом забытый уголок, беспросветная глушь, средоточие скуки и тоски. Для нашей девятки, которая теперь прощалась с этим местом, все представлялось несколько иначе.

Маленький добротный домик, что укрылся под снегом за Маунт-Нельсоном, целый год был нашим жилищем – хорошим, уютным жилищем, где мы могли как следует отдохнуть после нелегкого трудового дня. Всю антарктическую зиму – а зима была лютая – его четыре стены защищали нас так надежно, что не один бедняга, стуча зубами от холода в более умеренных широтах, от души позавидовал бы нам, если бы увидел, как мы устроились. В суровых условиях, способных все живое обратить в бегство, мы во Фрамхейме жили как ни в чем не бывало – жили не как животные, а как цивилизованные люди, располагая большинством удобств, присущих благоустроенному жилищу.

Снаружи царили мрак и мороз, буран силился замести следы нашей деятельности, но внутрь нашего прекрасного дома эти враги не проникали, нас окружали тепло, свет, уют. Что же тут странного, если этот уголок так сильно притягивал нас в минуту, когда мы навсегда прощались с ним. Конечно, нас ждал и манил мир, который сулил нам многое, от чего мы долго были отрезаны, но в том числе и немало такого, без чего мы охотно обошлись бы. Когда начнутся будни, неся тысячи забот и огорчений, пожалуй, не один из нас затоскует по мирной, покойной жизни во Фрамхейме.

Впрочем, толика грусти была не так сильна, и мы довольно быстро с ней справились. Во всяком случае по лицам можно было подумать, что из всех настроений преобладает радость. А почему бы и нет? Зачем держаться за прошедшее, каким бы привлекательным оно ни казалось в настоящем? А что до будущего, то пока мы еще ожидали от него только самого лучшего. Кому надо ломать себе голову над неизбежными грядущими заботами? Никому. Вот почему «Фрам» был расцвечен флагами с носа до кормы, вот почему в эту минуту прощания с нашим домиком на барьере мы улыбались друг другу. Мы покидали его с сознанием, что цель нашего годичного пребывания здесь достигнута. И это сознание было как-никак много весомее мысли о том, что нам тут было совсем неплохо.

Если в эти два года нашей экспедиции мы никогда не жаловались, что время медленно тянется, и всегда были в отличной форме, это во многом благодаря тому, что я бы назвал полным отсутствием простоев. Не успеешь справиться с одной задачей, другая уже ждет. Только одна цель достигнута, как другая манит вдали. Так что мы всегда были заняты, а когда человек занят, время, как известно, быстро летит. Часто спрашивают, чем же можно заполнить время в такой экспедиции? Уважаемые, если нас что и заботило, так это вопрос, откуда взять время на все. Возможно, это кое-кому покажется неправдоподобным, однако я говорю чистую правду. Во всяком случае тот, кто прочел этот рассказ, должен был заметить, что безработицы наше маленькое общество не знало.

Теперь, когда была достигнута конечная цель экспедиции, пожалуй, естественно было бы ожидать некоторого спада. Но его не было. Ведь сделанное нами обретет реальную ценность лишь после того, как весть об этом дойдет до человечества, и передать эту весть надо возможно быстрее. Если кому-то важно торопиться, так это нам. Конечно, вероятность говорила за то, что мы не опоздаем, но все же это была только вероятность. Зато несомненным фактом было то, что до Хобарта, первого порта на нашем пути, – 2400 миль, и путь этот будет нелегок и сложен.

Год назад переход через море Росса оказался немногим труднее увеселительной прогулки по столичному фьорду, но тогда была середина лета; теперь же февраль, близится осень. Что до дрейфующих льдов, то капитан Нильсен их не боялся. Он придумал безошибочный способ проходить через этот пояс. Это утверждение может показаться несколько смелым, но оно оправдалось на деле. Главная трудность поджидала нас в полосе западных ветров – там нам, возможно, придется лавировать против ветра. Разница в долготе между Китовой бухтой и Хобартом – около 40°. Если бы можно было все время идти в тех широтах, где мы сейчас находились и где градус долготы составляет всего около 13 миль, мы живо дошли бы, но могучее препятствие в виде Земли Северная Виктория исключало такую возможность.

Нам надо сперва идти северным курсом, пока мы не обогнем крайний форпост антарктического материка – мыс Адэр – и лежащий еще дальше к северу остров Баллени. Лишь после этого мы можем следовать на запад, но тут-то как раз мы и окажемся в области, где нас, скорее всего, ждет встречный ветер, а лавировать на «Фраме» – н-да… Все у нас достаточно хорошо знали обстановку и понимали, что нас ожидает, и естественно, все сейчас думали о том, как лучше и быстрее одолеть предстоящие трудности. Снова большая общая цель объединяла нас в совместном труде.

Среди новостей из внешнего мира, полученных нами в эти дни, было сообщение о том, что австралийская антарктическая экспедиция доктора Дугласа Моусона с удовольствием возьмет часть наших собак, если у нас окажутся лишние. База экспедиции находилась в Хобарте, так что это нас вполне устраивало. Случаю было угодно, чтобы мы смогли оказать эту маленькую услугу нашему достославному и высокоуважаемому коллеге. Напоследок наша свора насчитывала 39 собак, многие из которых выросли за год нашего пребывания на барьере. Около половины прошли с нами весь путь от самой Норвегии; 11 побывали на Южном полюсе. Мы думали оставить лишь несколько производителей, чтобы иметь упряжки для предстоящей экспедиции в Северном Ледовитом океане, но, узнав о просьбе доктора Моусона, взяли всех 39 собак. Из них 21, если ничего не случится, сможем передать ему.

И вот весь груз перевезен, осталось только принять на борт собак, и мы готовы. Интересно было смотреть, как многие из наших четвероногих ветеранов тотчас узнали палубу «Фрама». Статный старик Полковник из упряжки Вистинга вместе со своими двумя адъютантами, Зверем и Арне, немедленно заняли то самое место, где провели столько дней во время долгого плавания на юг: справа от гротмачты. Два брата-близнеца Милиус и Кольцо, любимцы Хельмера Хансена, как ни в чем не бывало возобновили свою возню на фордеке, у левого борта, и, глядя на этих озорников, никто не сказал бы, что они прошли во главе отряда весь путь до полюса и обратно. Лишь один пес мрачно бродил в одиночестве, словно чего-то искал. Это был вожак из упряжки Бьоланда. Он не отвечал ни на какие заигрывания, никто не мог заменить ему павшего друга Фритьофа, который окончил свой жизненный путь в желудках товарищей на барьере, за сотни миль от Китовой бухты.