Руаль Амундсен - Моя жизнь. Южный полюс

Очевидно, мысли его, объятые почтительным страхом, возвращались к моменту, когда он так бесстыдно просил Рисер-Ларсена, чтобы мы не покинули его в случае, если корабль будет вынужден опуститься на лед. Эта унизительная просьба была действительно обоснована, так как в случае вынужденной посадки на лед, что с нами едва не случилось три раза из-за отсутствия у него самообладания в минуту опасности, положение Нобиле оказалось бы в самом деле критическим. Будучи не в состоянии удержаться в равновесии на лыжах и не обладая никаким опытом для пребывания на льду, его возможности на возвращение к цивилизации были бы весьма невелики. Мы-то, конечно, и подумать не могли бы бросить итальянцев. Мы бы разделили с ними все трудности возвращения по льду, но их малая тренировка и неопытность почти наверное стоили бы жизни как нам, так и им. Они не выдержали бы больших переходов, при которых мы имели бы некоторые шансы спастись.

Даже то, что произошло при прохождении над полюсом, не могло испортить товарищеских отношений среди экспедиции, хотя поведение Нобиле дало Элсворту и мне все поводы к досаде.

Во время подготовки к полету Нобиле несколько раз настаивал на том, чтобы каждый брал с собой минимум необходимых вещей. Он твердил об этом беспрестанно. Читатель помнит эгоистическое самодурство, выказанное Нобиле при полете из Рима на Свальбард, когда он запретил норвежцам взять с собою специальные костюмы, в то время как сам с остальными итальянцами запасся хорошими меховыми куртками. Теперь же, пролетая над полюсом, мы лишний раз убедились в отсутствии у Нобиле всякого уважения к своим соратникам.

Элсворт и я, конечно, взяли с собою по одному флагу, которые должны были быть сброшены на полюсе. Элсворт взял американский флаг, а я – норвежский. Исполняя просьбу Нобиле, мы оба взяли флаги размерами не больше носового платка. Пролетая над полюсом, мы бросили эти флаги за борт, и каждый из нас прокричал «ура» в честь своей родины. Представьте же себе наше изумление, когда мы увидели Нобиле, бросавшею за борт не один флаг, а целый склад флагов. В один миг «Норвегия» стала похожа на какой-то небесный бродячий цирк с огромными флагами всех цветов и фасонов, дождем сыпавшимися со всех сторон. В числе других Нобиле вытащил прямо-таки колоссальный итальянский флаг – он был так велик, что его с трудом могли пропихнуть в люк. Тут ветер подхватил его и прижал к стенке гондолы. Прежде чем Нобиле успел высвободить его, мы уже были далеко от полюса. Когда Нобиле с ним справился, флаг полетел прямо к кормовой моторной гондоле, где он чуть не запутался в пропеллере, что могло вызвать серьезные неприятности. В конце концов флаг выпорхнул на волю и быстро стал падать на простирающийся под нами лед.

К счастью, я обладаю чувством юмора, которое считаю одним из лучших качеств для исследователя. Опасности, препятствия, неприятности подчас в таком множестве, что, казалось бы, их не перенести человеку, теряют свои шипы при целительной помощи юмора.

И теперь, как я ни был разгневан поведением Нобиле, как ни был раздражен его самоуверенностью и чванством, я все же не мог не позабавиться над его ребяческой радостью по поводу того, что «он тоже что-то сбросил вниз» и что он даже доставил больше чести своей родине, принимая во внимание размеры и количества флагов, оставленных им в этой ледяной пустыне. То обстоятельство, что человек взрослый да еще военный мог иметь так мало воображения, чтобы оценивать подобный момент наглядными размерами символов, а не глубиною чувства, показалось мне таким ребячеством, что я громко расхохотался.

В этом эпизоде была еще одна юмористическая черточка, на которую я обратил внимание только впоследствии. Нобиле до сих пор хвастается, что сбросил на полюс флаг итальянского аэроклуба, не подозревая, что один из норвежцев нашел этот флаг в багаже, выгруженном в Аляске после нашего спуска в Теллере. Даже боги не могли не посмеяться над забавным полковником.

Я предоставляю читателю самому вообразить себе, если только он может, чувство, охватившее нас, когда наши глаза стали различать очертания северного побережья Аляски.

Все шло хорошо, и поэтому мы решили идти вдоль берега Берингова пролива до самого Номе. Однако на деле вышло не по-нашему. Мы очень скоро попали в туман и не знали, где находимся. В течение некоторого времени мы, вероятно, шли над самым побережьем Сибири. Мы продолжали ощупью идти к востоку, дабы избежать вынужденной посадки в море. Несколько часов спустя туман рассеялся, и под нами на берегу Аляски открылась незнакомая нам населенная местность. Я говорю «незнакомая». Если читатель посмотрит на карту берега между Номе и Беринговым проливом, он увидит, что обычный путь морских судов оставляет в стороне глубокий залив, вдающийся в берег между этими двумя пунктами. Как впоследствии обнаружилось, полет в тумане привел нас к этому глубокому заливу. Я не узнавал ни очертаний берега, ни раскинутого под нами поселка. Одно было несомненно – мы достигли цивилизованных мест. Очень может быть, что это было лучшее место для спуска. Я спросил Нобиле, сколько осталось у нас бензина.

– На семь часов полета, – ответил он.

– Можно ли здесь спуститься? – спросил я.

Нобиле отвечал утвердительно.

Мы решили принять все меры для спуска. Но зная уже по опыту, приобретенному во время полета, что способность к правильным суждениям у Нобиле хромает, я обратился к Рисер-Ларсену и спросил его мнения. Он отвечал, что место для спуска хорошее, если только ветер внизу над землей не окажется настолько сильным, чтобы затруднить маневрирование дирижаблем. Он добавил, что в Англии, где он изучал полеты на дирижаблях, в таких случаях рекомендуется сносить стенки гондолы, что дает возможность в случае слишком крутого спуска избегнуть опасности, спрыгнув на землю. Услыхав это разумное предложение, Нобиле взволнованно закричал, что этого нельзя делать. Впоследствии Нобиле рассказывал, что Рисер-Ларсен будто бы от страха делал самые безрассудные предложения. Я же могу засвидетельствовать, что предложение было сделано самым спокойным образом. При спуске нам, против ожидания, посчастливилось, так как ветер утих, и Нобиле блестяще провел спуск без всяких затруднений. Мы пробыли в воздухе всего 72 часа.

Жители, понятно, столпились вокруг нас. Все ликовали, пожимали нам руки и поздравляли нас. Мы узнали, что местечко это называется Теллер. Тут выяснилось, что мы попали в маленький поселок, находящийся приблизительно в 150-ти километрах от Номе к северо-западу.