Руаль Амундсен - Моя жизнь. Южный полюс

Десятого февраля в 9.30 начался наш первый поход на юг. Четыре человека на трех санях; 18 собак – по шести в упряжке. Груз – около 250 килограммов провианта на одни сани. Кроме того, продовольствие и снаряжение для участников похода. Мы не знали даже приблизительно, сколько он продлится, ведь у нас не было никаких данных. На санях лежали, главным образом, собачий пеммикан для будущего склада – по 160 килограммов на сани, – немного тюленьего мяса, сала, сушеной рыбы, шоколада, маргарина и галет. Десять длинных бамбуковых шестов с черными флажками предназначались для разметки маршрута. Из прочего снаряжения мы взяли две трехместные палатки, четыре одинарных спальных мешка и кухонную утварь.

Собаки бежали бодро, из Фрамхейма мы выехали галопом. До края барьера дело шло гладко. При спуске на морской лед нам пришлось пересечь неровный участок с большими торосами. Сразу начались осложнения. То одни, то другие сани опрокидывались. Наше снаряжение прошло испытание, а это всегда полезно. Несколько раз мы проезжали близко от тюленей. Собаки не могли устоять против соблазна, сворачивали в сторону и во весь дух неслись к тюленям. Но тяжелый груз быстро отбил им охоту делать дополнительные усилия. Посреди бухты мы увидели «Фрам». Лед совсем вскрылся, и судно пришвартовалось к самому барьеру.

Четверка остающихся на базе провожала нас. Во-первых, они хотели убедиться, что все будет в порядке; во-вторых, намеревались помочь нам на подъеме, так как мы подозревали, что там придется изрядно попотеть. Ну а уж заодно наши товарищи собирались воспользоваться благоприятным случаем для охоты. Куда ни погляди, всюду лежали тюлени – огромные, жирные.

Начальником на базе я оставил Вистинга и поручил четверке выполнить немалую работу. Им предстояло забрать остаток грузов с судна и построить большой, просторный тамбур у западного торца дома, чтобы не выходить из кухни прямо на снег. Кроме того, мы думали использовать тамбур для столярной мастерской. И еще они должны были во все часы суток охотиться на тюленей. Важно было запасти побольше мяса, чтобы было вдоволь пищи и у людей, и у собак. Зверя тут хватало. Если останемся зимой без мяса, винить можно будет только самих себя.

Хорошо, что нам помогли на подъеме. Хоть и не велик он был, а причинил нам немало хлопот. Но собак хватало, и когда мы запрягли их в достаточном количестве, сопротивление саней было сломано. Интересно, что думали о нас на судне, видя, с каким трудом мы одолеваем подъем? А что будет, когда нам придется взбираться на плато? Возможно, им вспомнилась старая пословица: «Потрудишься – научишься».

Дойдя до «Стартовой линии», мы остановились. Здесь нам предстояло расставание. Никто из нас не был настроен сентиментально. Крепкое рукопожатие – и пошел.

Походный порядок был таким: впереди шел на лыжах Престрюд, задавая направление и подбадривая собак. С направляющим дело всегда шло как-то веселее. Далее следовал Хельмер Хансен. Во всех наших переходах он шел на первых санях. Я хорошо его знал и считал лучшим из всех каюров, с какими мне доводилось встречаться. Он вез главный компас и проверял по нему курс, который прокладывал Престрюд. За ним двигался Йохансен, у него тоже был компас. И замыкал отряд я; на моих санях кроме компаса был одометр. Я предпочел ехать последним, потому что это позволяло мне видеть все, что происходило впереди. Сколько ни соблюдай осторожность в походе, непременно с саней что-нибудь обронишь. Внимательность замыкающего позволяет избежать многих неприятностей. Я мог бы назвать много важных предметов, потерянных во время наших походов и подобранных последним ездовым.

Тяжелее всего, конечно, приходится первому каюру. Он должен проторять дорогу, подгоняя своих собак, остальным надо только следовать за ним. Воздадим же должное тому, кто с первого до последнего дня исполнял эту обязанность, – Хельмеру Хансену.

Разумеется, незавидна и роль направляющего. Правда ему не надо сражаться с собаками, но до чего же скучно идти одному впереди и глядеть в пустоту. Только и развлечения что крики с передних саней: «Чуть вправо – чуть влево!» Да и то развлечением служат не столько однообразно повторяющиеся слова, сколько интонация. Иногда в ней звучит одобрение его действий, но иногда по спине пробегает холодок. Так и чувствуешь, что кричащий не прочь прибавить что-нибудь вроде: «Шляпа!» Да и без того все ясно…

Нелегко выдерживать прямой курс, когда нет никаких ориентиров. Представьте себе, что вам надо пересечь по прямой безбрежную равнину, а кругом туман, да еще царит безветрие, и снег ровный, ни одного гребешка. Как вы поступите? Только эскимос справится с такой задачей, нам она не под силу. Мы отклоняемся то вправо, то влево, то влево, то вправо, доставляя уйму хлопот первому ездовому с морским компасом. Удивительно, как это действует на человека. Ведь отлично знает, что направляющий не виноват, что сам он на его месте делал бы то же, и все-таки начинает раздражаться, внушает себе, будто направляющий – которому ничего подобного и в голову не приходит – нарочно петляет назло ему. Тогда-то и звучит команда «чуть влево» отнюдь не лестно. Я по личному опыту знаю положение и того, и другого.

Ездовому скучать некогда. Ему надо править собаками и следить, чтобы все они работали и ни одна не ловчила. И тьма других вещей требует от него внимания. За санями тоже нужен глаз, не то какой-нибудь бугорок в два счета опрокинет их вверх полозьями. Поднимать груженые сани весом около 300 килограммов – не такое уж удовольствие, поэтому лучше поглядывать в оба.

От «Стартовой линии» начинается пологий подъем, он тянется до гребня, за которым барьер переходит в сплошную равнину. На гребне мы опять останавливаемся. Наших товарищей не видно, они вернулись к своей работе. Зато вдали, на лучезарном бело-синем фоне стоит «Фрам». Человек есть человек, и в глубине души таится тревога. Увидимся ли мы снова? И если увидимся, то при каких обстоятельствах? Следующий раз – от него нас столько отделяет… С одной стороны – могучий, необозримый океан, с другой – массив неизведанных льдов. Мало ли что может случиться. Флаг развевается на ветру… Прощальный взмах… Пропал. Мы уходим на юг.

Наш первый поход в глубь Ледяного барьера, естественно был волнующим. Путь неизвестен, снаряжение не испытано. Каким окажется рельеф? Так и будет тянуться бесконечная равнина без каких-либо препятствий? Или нас ждут непреодолимые трудности, созданные природой? Верно ли мы считали, что в этом краю собаки – лучшее средство передвижения? Или лучше было бы взять оленей, пони, автомобили, аэропланы?

Мы развили хорошую скорость. Снежный покров был превосходным. Тонкий слой рыхлого снега не давал скользить собачьим лапам. Погода была не совсем такая, какую бы нам хотелось иметь в незнакомой местности. Правда, было тихо и тепло, в этом смысле все в порядке. Но видимость плохая, хуже бывает только в туман. Все окутала серая мгла, в которой барьер и небо сливались вместе. Горизонта не видно. Эта мгла – очевидно, младшая сестра тумана – страшно неприятная штука. Невозможно судить о местности, никаких теней, все выглядит однородным. При таком освещении трудно быть направляющим. Неровности рельефа различаешь только тогда, когда столкнулся с ними в упор. С трудом удерживаешь равновесие, а то и падаешь.