Николай Рерих - Шамбала. Сердце Азии

Ночевали в Террите [346], в настоящем тибетском доме. В нашем стане три течения: буддистское, мусульманское и китайское. Не обходится без взаимных подозрений. Едят отдельно.

Наш старший Лун-по, оказывается, сын лехского старшины и является крупным помещиком. У него всюду поместья и дома: и в Лехе, и в Хеми, и в Террите, и во многих местах Чантанга. Рассказывает, сколько монастырей разрушено во время бывших нашествий. В одном из его поместий имеются такие развалины, полные обломков статуй и остатков поврежденных книг. Жалеем, что Лун-по пришел к нам только в последние дни. Это он пришел, и на вопрос: «Кто он?» – гордо вскинул головою и звонко отчеканил: «Бодхи», т. е. буддист. Рассказывает также, что его брат состоит казначеем в Хеми и знает, сколько там скрытых предметов, не показываемых приезжим.

Лун-по хочет остаться с нами, он хочет идти по разным странам, хочет учиться русскому, но просит об одном: «Не режьте косу». А коса у него отличная, черная, до колен. Успокоили его. Никто на его национальную гордость не покушается. Очевидно, он уже знает, что в Китае указано резать косы, а в Тибете запрещено высовывать язык в знак преданности и признательности. А Лун-по в минуту удовольствия любит высовывать широкий, здоровый язык.

Хороший спутник для высот и ледников, но в доме трудно вмещаем. Подходим к его поместью. Он просит не стоять в шатрах, а переночевать в его доме. С гордостью показывает ворота-чортен [347]с яркой росписью на стене. Много полей и плодовых деревьев. Ночуем в расписной тибетской комнате. Яркий карниз. Широкое окно. Низкая широкая дверь с большим кольцом запора. Песочный пол устилается цветными кошмами. В рисунке орнаментов часто повторена свастика. Посредине комнаты – грузная колонна. На широкой пилястре изображение чинтамани – сокровища мира.

Каждая тибетская усадьба странно напоминает схему феодального замка. Все жилье обнесено стеною выше человеческого роста. Вход – через плотные ворота. За стеною – квадрат внешнего двора, здесь ржут кони и горят огни. Со двора входите как бы в оружейный зал. За ним – внутренний двор со многими дверями в хозяйственные и жилые помещения. Оттуда же – приставная лестница во второй этаж, тоже со многими комнатами. Такая же приставная лестница ведет на плоскую крышу, откуда открывается широкий вид на все далекие горы и реки, на весь путь. Угол крыши занят парадной расписной горницей, как бы башней. На крышу горницы ведет также приставная лестница. Готовые к обороне, независимо стоят тибетские усадьбы.

22 сентября.

Ясное утро. По сторонам дороги целые изгороди из терновника. Легкий путь. Впереди золотые пески, а за ними синие горы всех тонов с белыми шапочками раннего снега. Даже жарко. В миле от дороги – старый монастырь Сандолинг [348]. Решили зайти, не там ли наш лама? Между сельских усадеб, через каменистые ручьи, через нагромождения, опасные для ног лошадей, поднялись. Ламы, бывшие при нас в монастыре, не понравились нам. Но за ними есть какая-то невидимка. Кто-то много знающий и ведущий Сандолинг по пути будущего.

Ведь Сандолинг является конечным пунктом буддизма перед пустыней, и потому хотелось знать, какие символы несет этот монастырь. Оказывается, в нем большой новый алтарь Майтрейи. Новое, сияющее крепкими красками изображение. Также имеется отличное изображение Дуккар. Приятно видеть богатое собрание знамен. Писаны знамена в Ладакхе. Среди них есть по-настоящему цветные с разнообразными, фантастическими сюжетами. Все отделаны в яркий шелк. Хорошая библиотека. Настоятеля монастыря мы не видали. Также не нашли нашего ламу. Был и ушел еще рано утром по дороге к границе. Спешим найти его.

Длинное селение. Еще один дом нашего Лун-по, но мы спешим дальше. Берега ручьев и склоны гор покрыты белоснежною содою. Синие, малиновые и коричневые наслоения гор показывают насыщенность металлами. Кажется почему-то, что и радий должен быть в этих благословенных и неиспользованных краях.

23 сентября.

Пограничное место Панамик [349]. Здесь кончается сфера [английского влияния]. Конечно, на картах граница показана через Каракорум, но на высотах никто границ не устанавливал, а [чиновные] люди кончаются в Панамике. Конечно, их «забота» простирается иногда и дальше. За Панамиком, как [и] следует для нашего прохода, «развалился» мост. Чиновник «совершенно случайно» удостоверился в проходе нашего каравана. Таинственная починка пути встречалась нами и в других пограничных частях Индии. И полицейский при этом отдавал честь, а иногда «случайно» спрашивал и паспорт для просмотра. Все заботы о «драгоценном здоровье» нам уже знакомы.

Нам говорят, что в селении остановились два саиба из Яркенда. Не успели раскинуть палатки, как они идут к нам. Два шведских миссионера. Один из них – болезненный Германсон. Едет в Стокгольм. Германсон говорит о трудных местах пути. О Китайском Туркестане он говорит без особого энтузиазма.

Против Панамика, за рекою, на фоне красной скалы прилепился монастырь красной секты. На красном фоне гор даже не видно подходов к монастырю. Точно спасаясь от врагов, монастырь взлетел и притаился на невидимом уступе. Далеко влево пошла Нубра, а наш путь клонится вправо, почти упираясь в гряду скал. Так к вечеру подходим к подножию перевала Караул-Даван [350]. Фантастика нагромождений. Останавливаемся у самого начала крутого подъема.

Вечер кончается неожиданной встречей с мусульманином. Вот на границе пустыни разговор идет о Магомете, о домашней жизни пророка, о его уважении к женщине [351]. Разговор идет о движении ахмадиев [352] [353], о легендах, говорящих, что могила Христа находится в Сринагаре, а могила Марии – в Кашгаре. Опять о легендах об Иссе. Мусульмане особенно интересуются [этими легендами].

Всходит луна и борется с кострами. Наконец пришел лама. Чтобы миновать мост, его провели где-то через поток. В горах всюду так. Даже зная тридцать путей, все-таки не знаете тридцать первый. На перевал лама пойдет ночью, ему справляют фонарь и топор.

24 сентября.

Караул-Даван, хотя и ниже Кардонга, но нам показался труднее. Особенно свирепы груды огромных валунов при спуске. Какая гигантская работа должна была совершаться, чтоб отполировать и нагромоздить эти тяжкие груды. Около Террита был путь терновника, здесь же начался путь скелетов. Лошади, ослы, яки. Во всех положениях, во всех стадиях разложения. Хорошо, что зловоние мало чувствуется в студеном воздухе. Многие остовы застыли в каком-то скачущем положении. Точно последняя скачка валькирий. Между валунами протискиваемся у скал. У Омар-хана пала лошадь. При переправе утонул баран. Неужели великий древний караванный путь вечно спотыкается об эти громады?