Николай Миклухо-Маклай - Путешествие на берег Маклая

Часто для жевания пользуются мальчиками: молодые люди идут в деревню, заставляют мальчиков, не имеющих права участвовать в ай, нажевать кеу и приносят нажеванное обратно на место пира. Один тамо делает тем временем аппарат для фильтрования кеу, состоящий из двух скорлуп кокосового ореха, из которых верхняя образует воронку, а нижняя, большая, служит резервуаром. Вместо фильтра кладут над отверстием немного мелко истертой травы.

Молодые люди – «жевательные машины» – подают один за другим комки разжеванного кеу, смоченные как можно обильнее слюной; тамо отжимает эти комья рукой в воронку. Часто тамо отдает молодому человеку обратно выжатую массу для повторного смачивания слюной или смачивает сухую массу водой, чтобы еще раз ее выжать.

К фильтрату, представляющему серо-зеленоватую массу, приливают немного воды и потом дают постоять. Проголодавшиеся за время приготовления папуасы производят еще более шумную музыку, видимо, чтобы заглушить голод, либо чтобы выразить при помощи музыки свой хороший аппетит.

Наконец, из деревни раздаются 2–3 коротких удара в барум – это знак, что пища готова.

Последовательность кушаний определенная. Прежде всего собираются все тамо и несколько, но отнюдь не все, маласси и окружают приготовляющего кеу и его аппарат. Рядом очищают на небольшом пространстве землю от травы и сухих листьев, и один из присутствующих делает нижним концом своего копья несколько неглубоких ямок в земле. Каждый, кто пьет кеу, имеет для этого напитка особую чашку, которую хранит в гуне.

Это – скорлупа маленького кокосового ореха, покрытая с наружной стороны орнаментом и окрашенная в черный цвет. Внутренняя поверхность чашки покрыта зеленовато-серым налетом. Это – результат обычая, не допускающего мытья и чистки чашек для кеу. Чашки ставят в ямки, сделанные копьем в земле, и из большой чаши разливают по ним густую серо-зеленую жидкость.

Перед тем, как пить кеу, сидящие кругом папуасы плюют, кашляют и чистят различными способами рот. Сперва подают чашку самому старому тамо, потом – остальным, по очереди, устанавливаемой в зависимости от почета, каким каждый пользуется в своей деревне или у своих соседей.

Напиток кеу очень горек; это показывают уже разнообразные гримасы, которые делают папуасы, когда его пьют. Большинство пьющих кеу встает и, осторожно держа в руке свои полные до краев чашки, отходит к краю площадки, где, отвернувшись от остальных и сдвинув свои мали немного в сторону, опорожняет чашки и одновременно мочится. Этот обычай особенно строго соблюдается стариками. Теперь все общество занято пищей, переложенной в это время из горшков в табиры. Утолив голод, принимаются за тертый кокосовый орех – мунки-ля.

В обычае предлагать друг другу самые вкусные куски. Так, напр., очень ценимая свинина раздается только маленькими порциями (туши должно хватить на две-три деревни), потому гости предлагают один другому кусочки мяса, чтобы выразить этим свою особенную дружбу. Если свинья особенно мала, то мясо ее получают только тамо; в этом случае свинина запрещается всем маласси – она для них табу, и молодые люди ни за что не возьмут ее ни кусочка.

Они убеждены, что если нарушат это запрещение, то заболеют или с ними случится какое-нибудь несчастье. Для них оказываются запрещенными в этом случае даже овощи, сваренные в одном горшке со свининой, подобно тому, как все сваренное или поедаемое на месте пира запрещено женщинам и детям в деревне. В заключение празднеств жуют бетель и курят.

Выше я забыл упомянуть о табаке и пинанге, хотя оба обычая – жевать пинанг и курить табак – очень распространены на берегу Маклая. Арековая пальма не растет обильно на берегу; кроме архипелага Довольных людей и некоторых горных деревень, она редко где встречается. Процедура жевания пинанга следующая: разжевав пинанг, туземцы берут отточенной костью, хранимой в бамбуковой коробке или в сосуде из тыквы (калебасе), немного извести и кладут ее в рот, снимая зубами с кости, после чего жуют листья «сири» [209].

Хотя табак (туземное название «казь») здесь хорошо растет и разводится в большом количестве по всему берегу, тем не менее папуасы очень любили и высоко ценили привезенный мною прессованный американский табак. Почти при каждом празднестве я дарил им табак. После еды его разрывали на листочки, сушили над огнем, разделяли на мелкие кусочки и делали сигаретки, завертывая табак в зеленые листья, также высушенные на огне. Часто также употребляли этот табак в смеси с туземным. При курении папуасы глотают дым и выпускают его через нос. Одна сигаретка обходит кругом целый ряд курильщиков.

Завзятые любители музыки продолжают и после еды свои упражнения, тогда как другие, нетвердо держащиеся на ногах от кеу или отягченные слишком обильной пищей, ложатся и скоро засыпают. Другие, также осовевшие, хотят все-таки бодрствовать, что им стоит большого труда, так как их веки то и дело смежаются.

Против этого папуасы изобрели, однако, одно средство, обыкновенно помогающее. Сонливый любитель кеу обращается к приятелю, который предпринимает следующую операцию: травкой он раздражает роговицу и конъюнктиву до тех пор, пока глаза сони не наполняются слезами. Операция повторяется несколько раз, после чего, по уверению папуасов, сонливость проходит. Операция считается очень приятной, но помогает ли она всегда – это другой вопрос.

Случается, что туземцы не довольствуются одним пиром и посредством новых приношений или совместной рыбной ловли добывают провизию для нового пира. При ай главное – еда; чтобы отделаться от надоедливых женщин и детей, которые бы потребовали тоже свою долю, и чтобы есть и тут без стеснений, мужчины употребляют для этого музыкальные инструменты в виде устрашающего средства, а женщины привыкли верить в их дурное действие.

Приглашают мужчин из соседних деревень, чтобы с их стороны получить подобные приглашения при следующем случае. На память о прожитом ай в буамбрамре прячут нижнюю челюсть каждой зарезанной свиньи или собаки. Я нашел в некоторых буамбрамрах несколько дюжин таких воспоминаний.

В ноябре и декабре, когда папуасам приходится по условиям сезона меньше работать на плантациях, устраивается другой ряд праздников. Одни, доступные также только мужчинам, называются «ай-мун»; другие, устраиваемые в деревне, на которых разрешается присутствовать женщинам и детям, носят название «сель-мун».

На ай-мун имеют место своеобразные маскарады. Приносятся на место праздника свежеокрашенные айдоганы [210], которые играют при маскарадах выдающуюся роль. Ай-мун продолжается несколько дней, причем мужчины бывают особенно возбуждены. Днем и ночью, безразлично, чередуются маскарады, еда, музыка и т. д. То играет выдающуюся роль ай-мун, то сель-мун.