Джеймс Кук - Первое кругосветное плавание

Каждый борт состоит из доски длиной в 63 фута, шириной 10–12 дюймов и толщиной 1¼ дюйма; они хорошо обработаны и пригнаны к днищу. Поперек каноэ имеется несколько банок, прикрепленных к шкафуту. Носовое украшение выступает вперед на 5–6 футов, высота его 4½ фута. Высота кормового украшения 14 футов, ширина около 2 футов, толщина около 1½ дюйма, оно закрепляется на корме каноэ, как старн-пост на киле корабля. Резьба украшает нос, корму борта и, на мой взгляд, хороша по замыслу и выполнению. Все суда построены по одному образцу и отличаются лишь размерами; некоторые в длину достигают 20 футов.

Маленькие каноэ оснащены противовесами, каковые, однако, встречаются не всегда. Боевые лодки обычно украшены пучками перьев, прикрепленными веревками к носу и корме в качестве дополнительного украшения. Носы каноэ, как и наших кораблей, разнятся по виду, чаще всего им придается форма странной человеческой фигуры с безобразнейшим лицом, огромным языком, который высовывается изо рта, и большими белыми глазами из «морских ушей». Весла маленькие, легкие, хорошо сделаны. Туземцы редко пользуются парусами, по крайней мере, это относится к тем каноэ, которые мы видели. А если паруса и есть, то очень плохие – обычно это плетенка, натянутая между двумя столбами, служащими одновременно мачтами и реями [176].

Дома местных жителей скорее рассчитаны на холодную погоду, чем на жару; они низкие, имеют прямоугольную форму. Для постройки используются бревна или небольшие сучья, палки, ветки; стены и крышу плетут из длинной травы. Дверь располагается обычно на одном из концов, и высота ее едва позволяет человеку вползти или выползти из жилища. У самой двери располагается очаг, а над ним или в одной из стен имеется отверстие для дыма. Дома обычно бывают длиной 20–30 футов. Иногда вполовину короче, это зависит от численности семьи. Такие дома есть почти у всех туземцев, хотя они не всегда живут в них, особенно летом, когда предпочитают укрываться в разбросанных там и сям небольших временных лачугах, которые не могут служить достаточным убежищем в плохую погоду.

К орудиям, которыми туземцы строят свои каноэ и дома, относятся тесла, топоры из твердого черного камня и зеленого талька. У них имеются долотья из того же камня, чаще же из человеческих костей. При небольших поделках и резьбе по дереву туземцы, как я полагаю, используют куски яшмы, откалывая их от большой глыбы. Когда обломок притупляется, его выбрасывают и берут новый. Землю пашут и разрыхляют деревянными лопатками (если можно так назвать это орудие).

Это толстые палки, к нижнему концу которых прикрепляется доска; на нее ставят ногу, когда надо вогнать это орудие в почву. Туземцы гордятся своими нефритовыми топориками и не соглашаются расстаться с ними ни за что на свете. Однажды я предложил за орудие из зеленого камня наш самый лучший топорик, добавив к нему еще некоторые вещи, но ничто не могло побудить владельца расстаться со своей собственностью; отсюда я заключил, что хорошие топоры из зеленого камня у них большая редкость [177].

Как зрелища, так и музыкальные инструменты у них немногочисленны. К последним относятся две или три разновидности труб и маленькая трубочка или свисток [178]. Развлекаются местные жители песнями и танцами, первые довольно мелодичны, но кажутся на слух европейца заунывными. В большинстве случаев туземцы, танцуя, ведут себя как безумные: скачут, стучат ногами, извиваются, принимая самые немыслимые позы; при этом стоит оглушительный шум.

Если во время танца туземцы сидят в каноэ, они начинают на разный манер размахивать веслами и патту-патту . Хотя в пляске принимает участие очень много людей, все их действия удивительно согласованны. Обычно они доводили себя танцем до воинственного экстаза, а затем нападали на нас. Только по их последующему поведению мы могли судить, был ли показным или истинным их боевой пыл в хеиву [179](так они называют этот танец), который они разыгрывали для нас (в частности, при нашем первом появлении). Выражая свое дружеское расположение, они машут рукой или лоскутом ткани.

Мы не могли установить сколько-нибудь определенным образом, каковы их способы захоронения, нам обычно говорили, что останки зарывают в землю. Если это так, то вся церемония происходит тайно, так как нам ни разу не удалось наблюдать погребения [180]. Оплакивая друга или родственника, они наносят рубцы или царапины на тело, особенно на руки и грудь, при этом остаются глубокие шрамы. Думается, что это имеет символическое значение; туземцы показывают, насколько близок и дорог был умерший. Что касается религии, я полагаю, что этих людей она мало беспокоит. Однако местные жители верят в существование высшего существа, которое они называют Тауней [181], а также других, второстепенных божеств, но трудно сказать, поклоняются они им или нет.

Разумнее, по моему мнению, ответить положительно на этот вопрос, но я не видел ничего, что могло бы подтвердить существование здесь таких обрядов. У местного населения сложилось то же самое понятие о сотворении мира, что и у людей южных островов Южного моря. Многие их нравы и обычаи также сходны с нравами и обычаями обитателей тропических островов, но ничто так не доказывает этого сходства, как их язык, в котором есть лишь немного слов, неизвестных на тропических островах.

Об этом свидетельствует список, который мне передал м-р Бенкс, а он изучил этот язык лучше всех наших людей. Ниже приведены слова из языка жителей Эхейно-Моуве (см. «Сравнительную таблицу слов» в главе 4). Имеется некоторая разница в языках, на которых говорят на островах Эхейно-Моуве и Тови-Поенаму, но она относится лишь к произношению и примерно такова же, как между различными говорами Англии [182].

Говоря об островах южных морей, я подразумеваю те, где мы побывали. Я объединил их, поскольку нам всегда говорили, что все островитяне говорят на одном и том же языке, и это вполне подтверждает тот факт, что речь островитян и новозеландцев нисходит к одному корню, но где говорили на этом (древнем) языке, вероятно, не удастся открыть даже с течением времени. Безусловно, разгадку надо искать не к югу и не к востоку отсюда, и ничто не может убедить меня, что эти люди пришли из Америки [183].

Что касается южного континента, то я не верю в существование такового, разве что он располагается в высоких широтах. Но так как в течение многих лет господствовало противоположное мнение, и, возможно, его будут придерживаться и в будущем, я должен кое-что сказать в защиту моего предположения, не ограничиваясь картой, на которой непосредственно нанесен путь корабля в этих водах.

Уже этот маршрут сам по себе свидетельствует, что существует огромное водное пространство, которое тянется почти до самого тропика, и где до сих пор никому (в том числе и нам) не удалось, как это доподлинно известно, побывать. На нашем пути к северу, обогнув мыс Горн, мы оказались на 40° ю. ш. и 110° з. д.