Элизабет Гаскелл - Жизнь Шарлотты Бронте

Такое задание было очень по душе Шарлотте. Оно позволяло пустить в дело ее исключительные аналитические способности, и потому Шарлотта скоро достигла совершенства в такой работе.

В тех ситуациях, когда сестры Бронте могли оставаться англичанками, они ими оставались: они были все так же крепко привязаны к родине и страдали вдали от Хауорта. Они были протестантками до мозга костей во всем – не только в религии, но прежде всего в ней. Шарлотту так тронуло Послание святого Игнатия, что она, не дожидаясь задания со стороны учителя, из высоких религиозных чувств написала подражание этому произведению – «Lettre d’un Missionaire, Sierra Leone, Afrique» 165от имени миссионера англиканской церкви, отправившегося проповедовать и пропавшего на губительных для всего живого африканских берегах.

Некоторое представление о ее чувствах дает следующее письмо.

Брюссель, 1842 год

Я не уверена в том, что смогу вернуться домой в сентябре. Мадам Эже предложила мне и Эмили продлить наше соглашение еще на полгода. Она обещает уволить свою учительницу английского и взять меня на ее место. Эмили она предлагает по несколько часов в день учить музыке часть своих учениц. За это мы получим возможность продолжать обучение французскому и немецкому, а также оставаться в пансионе и т. д., не платя за проживание. Жалованья, однако, нам не полагается. Это предложение очень лестно: в таком огромном и эгоистичном городе, как Брюссель, в такой большой и эгоистичной школе, где учатся почти девяносто учениц (как пансионерок, так и приходящих), оно свидетельствует о внимании к нашим особам и заслуживает благодарности. Я склонна принять его. А что ты думаешь? Я не отрицаю, что хотела бы вернуться в Англию и что у меня случаются кратковременные приступы ностальгии, но в целом я сделалась более стойкой. И, кроме того, мне хорошо здесь, в Брюсселе, ведь я все время занимаюсь тем, что мне нравится. Эмили быстро прогрессирует во всем – французском, немецком, музыке и рисовании. Мсье и мадам Эже научились ценить лучшие стороны ее личности, скрытые под теми особенностями, которые могут показаться странными. Если судить о бельгийском национальном характере по ученицам нашей школы, то его отличительные черты – это необыкновенные холодность, эгоистичность, животность и все худшее. Они крайне непослушны, и учителям трудно с ними справляться. Их моральные принципы совершенно извращены. Мы избегаем их, что нисколько не трудно, поскольку по нам сразу видно, что мы протестантки и англиканки. Здесь любят рассуждать об опасности, исходящей от протестантов, которые селятся в католических странах и грозят им со временем переменой веры. Мой совет всем протестантам, чувствующим соблазн перейти в католичество: пересечь море и где-нибудь на континенте в течение некоторого времени походить на католическую мессу, чтобы оценить фиглярство, а также глупость и корыстолюбие всех их священников. Ну а если после этого они все же не уверятся, что папизм – ничтожный детский вздор, то пусть становятся папистами, туда им и дорога. Мне кажутся глупыми методизм, квакерство, а также все крайности Высокой и Низкой церкви, но куда им до римского католичества! В то же время позволь мне уверить тебя, что и среди католиков есть хорошие и даже лучшие, чем многие протестанты, христиане – те, для кого Библия не книга за семью печатями.

Когда сестры Бронте впервые приехали в Брюссель, они намеревались пробыть там полгода, вплоть до начинающихся в сентябре grandes vacances 166. На каникулах обучение прерывалось на срок от шести недель до двух месяцев, и потому в это время было удобно вернуться домой. Однако предложение, высказанное в приводимом ниже письме, изменило планы Шарлотты и Эмили. А кроме того, сестры были очень рады своим успехам в изучении тех предметов, которые им так давно хотелось постичь. Приносила радость и дружба с теми, кто избавлял их от невыразимого одиночества, которое испытывают приезжие в чужой стране – особенно такие, как Шарлотта и Эмили. От подруг они узнавали о том, что происходит дома, могли вспоминать с ними прошлое или обсуждать планы на будущее. Мэри и ее сестра – веселая, смешливая, любящая танцы Марта – жили в пансионе, находившемся сразу за городской чертой Брюсселя. А в самом городе жили их двоюродные сестры – в этом доме 167Шарлотту и Эмили всегда принимали с радостью, хотя неимоверная застенчивость сестер Бронте заслоняла от хозяев многие их привлекательные качества.

В этом семействе сестры Бронте проводили выходные дни в течение многих месяцев. Однако Эмили оставалась столь же непроницаемой для попыток сближения, как и в первое время своего пребывания в Брюсселе. Шарлотта, по словам Мэри, была настолько слаба физически, что «не находила сил» возражать кому-либо в споре и со всем почтительно соглашалась, – тем, кто знает о ее незаурядных талантах и решительном характере, такое поведение кажется странным. В этом доме барышни Т. и сестры Бронте могли видеться очень часто. Однако была еще одна английская семья, для которой Шарлотта вскоре стала желанной гостьей; как мне кажется, там она чувствовала себя более раскованно, чем у подруг или у миссис Дженкинс.

Английский врач прибыл в Брюссель с целью дать образование своим дочерям 168. В июле 1842 года он поместил их в пансион мадам Эже – меньше чем за месяц до начала grandes vacances . Для того чтобы девушки лучше усвоили язык и смогли занять все свое время, они посещали дом на улице Изабеллы каждый день, в том числе и на каникулах. В это время в пансионе все разъехались и остались всего шесть или восемь воспитанниц, не считая сестер Бронте, которые находились там постоянно, не имея возможности внести хоть какое-то разнообразие в свою монотонную жизнь и с неустанным усердием продолжая учение. Их положение в пансионе показалось новоприбывшим похожим на то, что принято называть «привилегированные ученицы». Различные учителя обучали их французскому, рисованию, немецкому и литературе, а Эмили, помимо этого, занималась еще и музыкой, в которой стала уже настолько искусна, что ей поручили давать уроки трем юным сестрам – дочерям английского врача, с которым мне довелось беседовать.

Школьницы были разделены на три класса. В первом учились от пятнадцати до двадцати девушек; во втором число учениц в среднем составляло шестьдесят – все местные, исключая сестер Бронте и еще одну девушку; в третьем было от двадцати до тридцати учениц. Первый и второй классы занимали длинный зал, разделенный деревянной перегородкой. В каждом отделении было четыре длинных ряда парт, а перед ними возвышалась «эстрада» – место для учителя. В последнем ряду, в самом тихом уголке, сидели бок о бок Шарлотта и Эмили, обычно так глубоко погруженные в учение, что не замечали ни шума, ни движения вокруг.