Игорь Курукин - Анна Иоанновна

Стремившаяся выйти из войны австрийская дипломатия пыталась в 1738 году столкнуть Бирона с Остерманом и вести дела с первым, игнорируя второго. Тут уж пришлось вмешаться Анне: в письме императору Карлу VI она заявила, что вице-канцлер пользуется её полным доверием и проводит согласованную с ней политику {630} . На заключительном этапе войны именно Остерман принял предложение о посредничестве французской дипломатии, в то время как Бирон давал Рондо «честное слово его в том, что, доколе он сохранит какое-либо значение у её величества, никогда русский двор не войдёт ни в какие соглашения с Францией».

Только в 1739 году главнокомандующий наметил впоследствии оправдавший себя маршрут через Молдавию в турецкие владения на Балканах. В сражении у села Ставучаны турецкая конница была отброшена огнём пехоты и артиллерии. Затем двинулись янычары с саблями наголо, но и они были отбиты пушечным и мушкетным огнём. Неудачи подорвали дух турецких войск — они зажгли свой лагерь и в беспорядке отступили. Крепость Хотин была взята без сопротивления: большая часть гарнизона бежала вместе с отступавшей армией. Студент Михаил Ломоносов воспел славу русского оружия в «Оде на победу над турками и татарами и на взятие Хотина»:

Реки, наполненные кровью, были поэтическим преувеличением — потери турецкой армии не превышали тысячи человек, а у русских пало всего 70.

Турки спешно отступили за Дунай. Через несколько дней армия Миниха вошла в Яссы; господарь Молдавии бежал, а его совет решил принять российское подданство. Однако как раз в это время австрийцы были разбиты под стенами Белграда и заключили мир ценой потери территорий, завоеванных в ходе предыдущей войны 1716–1718 годов, за что Карл VI бросил в тюрьму фельдмаршала Валлиса и подписавшего мир графа Нейперга. Но воевать в одиночку Россия не была готова, несмотря на возмущение Миниха, отказавшегося прекратить военные действия до ратификации мирного договора.

В случае неудачной для России летней кампании Швеция собиралась начать против неё войну. Необходимо было сорвать шведско-турецкий военный союз. В июне 1739 года был совершён опрометчивый шаг: по приказанию Миниха был выслежен и убит в Силезии шведский агент капитан Синклер, ехавший под чужой фамилией из Стамбула. Убийство дипломата получило резонанс по всей Европе и стало для шведского правительства дополнительным поводом к войне. Ожидание вторжения с северо-запада явилось одной из основных причин спешного заключения мира с Турцией.

По Белградскому договору 1739 года Россия не получила ни выход к Чёрному морю, ни право держать там свой флот — ей достались только Азов без права строить там укрепления и полоса степного пространства вдоль среднего течения Днепра. Торговля могла осуществляться лишь на турецких кораблях; русским паломникам гарантировалось свободное посещение Иерусалима.

Перемена внешнеполитического курса и переход на новый театр военных действий не могли пройти безболезненно. Иные условия ведения наступательной войны на огромных пространствах, необходимость координации действий на разных фронтах, учёт международной ситуации и состояния противника — всё это требовало известного опыта, приобретение которого подготавливало почву для будущих побед. Только цена оказалась очень высока: походы 1735–1739 годов унесли жизни не менее 120 тысяч человек — примерно половины штатного состава русской армии, причём не более десятой части пали в боях, остальные погибли от жары, голода и болезней. Слава великих побед досталась следующим поколениям русских солдат и полководцев.

Стоит отметить и ещё одно последствие имперских амбиций: даже «мирная» внешняя политика также обходилась намного дороже — за счёт приёма многочисленных посольств и всевозможных чрезвычайных выплат. При Анне стало традицией делать прибывавшим ко двору «чужестранным министрам» подарки стоимостью от двух до шести тысяч рублей; в её царствование на эти выдачи было потрачено 83 тысячи рублей. Всего же на «чрезвычайные дачи» по Коллегии иностранных дел только за 1730–1734 годы ушла огромная сумма — 787 831 рубль {631} .

После смерти в январе 1734 года старого украинского гетмана Даниила Апостола Анна и её министры, идя по стопам Петра I, решили ускорить интеграцию Украины в Российскую империю. 29 января совещание в Кабинете постановило ввести «правление гетманского уряда» с российским наместником во главе: «Гетману впредь быть не рассуждается, а быть правлению, вместо чина гетманского, в шти персонах состоящему, а именно из трёх великороссийских, из трёх малороссийских, и к тому представляется ныне, хотя на время, пока дело в надлежащий порядок приведено будет, князь Алексей Шаховской…» Императрица завизировала своей обычной резолюцией: «Опробуэца» {632} .

Однако по сравнению с великим дядей Анна действовала мягче: новый орган работал с участием представителей украинской старшины, решения принимались коллегиально. Правительство не стремилось упразднить автономию и распространить на Украину российские правовые нормы, а, напротив, хотело создать там единый кодекс «малороссийских прав». Под руководством Шаховского была создана комиссия из представителей духовенства, войска и старшины, приступившая к работе в Москве, чтобы её члены не отвлекались на собственные дела и не испытывали давления с мест. По предложению генерального судьи Ивана Борозни в основу свода был положен Литовский статут, закреплярший привилегии «новых» украинских дворян.

Борозня и его единомышленники, докладывал Шаховской, желали восстановления гетманства и даже намеревались закрепить его юридически, но после решительных возражений покаялись и сами стали просить о введении на Украине норм российского законодательства: ссылались на петровский Духовный регламент, чтобы ограничить рост землевладения украинской Церкви, и ратовали за распространение на Украину закона 1736 года об ограничении срока дворянской службы и возможности оставить одного из сыновей вести хозяйство. Но работа затянулась. Только в 1744 году комиссия передала в Сенат проект документа «Права, по которым судится малороссийский народ», но он так и не был введён в действие {633} .

Параллельно с «польским» и «турецким» направлениями активизировалась политика России на восточных рубежах для выполнения поставленной Петром I задачи: «…киргиз-кайсацкая орда степной и легкомысленной народ, токмо де всем азиатским странам и землям оная орда ключ и врата; и той ради причины оная орда потребна под российской протекцыей быть» {634} .