Жан-Луи Тьерио - Штауффенберг. Герой операции «Валькирия»

Но первые годы службы оставляли совсем мало времени на мечтания. Подготовка была тяжелой, особенно для молодого человека с хлипким здоровьем. С ним обращались, как с рядовым в той старой казарме из красного кирпича, стоявшей несколько в отдалении. Подъем в 5 утра по сигналу кавалерийской трубы, уход за лошадьми, упражнения в пешем строю, марш, контрмарш, военные песни, разборка и сборка оружия, учебная стрельба, продолжительные поездки на велосипеде, наряды на конюшню, верховая езда, шаг, рысь, галоп, преодоление препятствий, выездка по шесть часов в день до изнеможения. И все это под окрики какого-нибудь вахтмейстера [26] Сержант. . Штауффенберг все это вынес, не выказывая особенно своего волнения. Только вот его национальная гордость была задета. В соответствии с мирным договором кавалерия не имела права иметь бронетехнику. В то время как все другие армии отрабатывали взаимодействие с танками, немцы были вынуждены тренироваться с обшитыми фанерой грузовиками. К тому же немецкая кавалерия не имела права иметь большое количество пулеметов. Приходилось брать на время вооружение в пехотных полках или выезжать на их полигоны, чтобы иметь возможность учиться обращению с этим основным оружием современной войны. Да и остальное вооружение было устаревшим. Вплоть до 1930 года кавалерия все еще была вооружена пиками. Другими словами, вооружение кавалериста осталось неизменным со времен мировой войны: сабля и короткоствольный карабин.

Хотя уже тогда, опережая своих вероятных противников, генералы рейхсвера отрабатывали взаимодействие между родами войск. Пока французские офицеры кавалерии готовились исключительно в Сомуре, их немецкие коллеги по ту сторону Рейна должны были в обязательном порядке пройти годичную стажировку в пехотном училище. Штауффенберг с октября 1927-го по август 1928 года стажировался в военном училище пехоты в Дрездене. Там жизнь была чуть легче. Аспиранты жили по шесть человек в комнате (штубе), которая служила им и учебным классом. Они изучали тактику ведения боя пехотой, учились окапываться, ползать, стрелять из минометов, устанавливать мины. Это не оставило у Клауса необычных воспоминаний. Из его личного дела просто видно, что он был хорошим товарищем, обворожительным, очень красноречивым, умел чрезвычайно четко доложить тактическую обстановку устно, но несколько отставал в составлении боевых документов. Его утомляли детали. Он любил широту мысли, а не запятые. Его тогдашний инструктор, будущий генерал Дитль, вспоминал о его прирожденном даре к командованию и о его способности абстрагироваться от неспокойной обстановки, в частности по вечерам, когда он играл на виолончели. Друзей он не завел, за исключением товарища по 17-му полку Юргена Шмидта. Они были неразлучны, их вскоре стали называть диоскурами. Они вместе читали «Илиаду» и «Одиссею», увлекались античными героями. Клаус редко принимал участие в местных мероприятиях светской жизни, они ему быстро надоели. Он посещал с протокольными визитами только королевское семейство Саксонии, а все немногое остававшееся у него личное время он предпочитал посвящать книгам.

На следующий год в кавалерийском училище в Ганновере он уже блистал. Дилетантизм является искусством, но он мог сыграть злую шутку при выпуске. А ему хотелось быть одним из лучших. И тогда он принял правила игры и начал упорно работать. 1 августа 1929 года он стал лучшим из выпуска среди кавалеристов. И получил редкую награду [27] За весь 1929 год рейхсвер вручил всего двадцать одну такую саблю. : «почетную саблю» за «исключительные успехи в учебе». В конце года он получил звание младшего лейтенанта, а 1 января вернулся в свой полк.

Отныне он мог надеть форму офицера кавалерии: фуражку с двумя серебряными галунами, погоны с таким же галуном, темно-синий мундир, черные брюки, длинный парадный плащ серо-зеленого цвета, белые лайковые перчатки, серебряные шпоры, саблю с позолоченным темляком.

Младший лейтенант, самое прекрасное звание, звание беззаботности и легкости, когда офицер кавалерии вполне соответствует своему образу ухажера и безнаказанного дуэлянта, звание, в котором бросаются самые безумные вызовы и проходят самые экстравагантные оргии. Это теоретически. Но все это было не для Клауса. Естественно, он соблюдал положенные ритуалы: принимал участие в парадах в городе, в балах, участвовал в обедах в полку у командира части, где первый тост поднимался за здравие королевской семьи Баварии, второй — за императора, а третий — за рейхсвер и никогда за республику. Он ужинал с лейтенантами, где стоя навытяжку перед риттмейстером (командир эскадрона), перед тем, как выпить до дна свой стакан, следовало торжественно спросить: «Господин капитан, младший лейтенант Штауффенберг просит разрешения напиться», и так весь вечер, до изнеможения. Но ничего больше он себе не позволял, только то, что было необходимо. Никаких любовных приключений.

Его подчиненные не могли им нарадоваться. Участливый, внимательный, заботившийся об их подготовке, он сильно отличался от некоторых придирчивых офицеров, которые в своих подразделениях лошадей знали лучше, чем людей. К тому же он не сильно придерживался военного формализма. Он был не из тех, кто наказывал, если воинскую честь, как того требовал устав, солдаты не начинали отдавать за три шага до встречи с офицером и не прекращали отдавать через два шага после того, как поравняются с ним. Прусская дисциплина его раздражала, особенно когда она превращалась в карикатуру на саму себя. Его понятие о роли офицера полностью совпадало с ролью в обществе. Он организовал для солдат курсы обучения грамоте. По воскресеньям он часто водил подчиненных на мессу, но при этом никто не знал доподлинно, было ли это проявлением истинной веры, условностью или движением эстета с католическим воображением.

С равными себе он был весел, расслаблен, остроумен, иногда упрям, но никогда не вел себя надоедливо. Однополчане присвоили ему кличку Штауфф. Один из его тогдашних сослуживцев вспоминает: «Мы его уважали. Но он не был одним из нас, не был как мы […]. Это был Штауфф». Дистанция, которую он держал в отношениях с другими, не была следствием социального различия. Все они были одного круга. Разница была в интеллектуальном уровне. Он считал сослуживцев слишком фривольными. Он не желал часами гулять по набережной или преследовать сомнительную дичь. Единственную страсть, которую он разделял с сослуживцами, — лошади. Будучи с молодости прекрасным наездником, он постоянно работал со своими личными лошадьми, чтобы иметь возможность достойно выступать на скачках среди офицеров. Но выездка не была его сильной стороной. Зато в конкуре он не знал себе равных. Благодаря ему полк трижды смог победить в национальных военных соревнованиях.