Жан-Луи Тьерио - Штауффенберг. Герой операции «Валькирия»

Он тем более не понимал этого, что развитие событий его успокаивало. Г-н Гитлер казался таким правильным, таким уважительным по отношению к фельдмаршалу фон Гинденбургу, ну просто лубочная картинка древних немецких добродетелей. Пропаганда Геббельса творила чудеса. 21 марта 1933 года Штауффенберг радовался «Дню Потсдама», о котором передавали все радиостанции рейха. Дата эта была выбрана не случайно. Именно 21 марта 1871 года Бисмарк открыл работу первого парламента Второго рейха. Место тоже было символичным: гарнизонная церковь. Именно там находилась могила Фридриха Великого, «старого Фрица», которого привык ценить народ. Церемония была отлажена до мельчайших деталей. Гитлер, в гражданском платье, поприветствовал Гинденбурга, на котором был мундир фельдмаршала империи, под доброжелательные взгляды кронпринца в мундире гусара смерти. «Символичным было то, что на парадном дворе замка друг напротив друга стояли два ряда разных людей: по одну сторону находились офицеры рейхсвера, которые присягали фельдмаршалу, а у другой стены стояли штурмовики в коричневых рубашках, присягнувшие на верность канцлеру. Символично было рукопожатие, которым обменялись Гинденбург и Гитлер, в то время как стоявший на втором плане по стойке "смирно" офицер в каске как бы говорил своим присутствием: "Именно я стал мостиком между прошлым и будущим, между империей Вильгельма и возрождающимся рейхом". Символичным был венок, который оба действующих лица возложили совместно на могилу великого короля. Символичным было, наконец, и то, что все присутствующие пели хорал Баха. Под сенью своих великих людей прошлого вчерашняя Германия как бы передавала эстафету Германии завтрашней. Геббельс сказал: "Это исторический момент. Честь германского герба восстановлена […]. Невидимая длань Господа благословила серый город, этот символ прусского величия и долга"». Французский посол в Берлине Франсуа-Понсе отметил в своем донесении: «С точки зрения логики "День Потсдама" может показаться удивительным парадоксом, если не необдуманным мероприятием. Но с точки зрения обработки общественного мнения, создания великих мифов, это событие представляет собой некую инициативу, является важной пропагандистской находкой». А Клаус, так обожавший предания и символы, так предрасположенный к поэтической концепции жизни, получил возможность написать Бертольду: «Сегодня немецкая молодежь встретилась со своими предками».

Голос разума не был услышан, когда говорил аффект, особенно если самые мудрые слои общества, казалось, присоединились к движению. Католик по воспитанию, Штауффенберг с восторгом отметил отмену интердикта партии церковью и подписание конкордата в июле 1933 года со Святым престолом [34] Этот конкордат был объектом многочисленных исследований. Он ни в коем случае не означал согласия церкви с нацизмом, а выражал стремление юридически защитить то, что было еще возможно: свободу вероисповедания, свободу учебных заведений, свободу действия благотворительных организаций. На самом же деле Гитлер в очередной раз не сдержал своего слова, и католическая церковь стала в дальнейшем объектом многочисленных репрессий. Но она осталась разделенной на сторонников политики наименьшего зла, старавшихся «договориться» с нацистским режимом и руководимых монсеньором Бертрамом, и сторонников политики непримиримости, во главе которых были архиепископ Мюнхенский монсеньор Фаульхабер, епископ Мюнстерский монсеньор фон Гален, епископ Берлинский монсеньор фон Прейзинг и епископ Кельнский монсеньор Фрингс. Однако сейчас ясно, что этот конкордат смог смутить многие умы и толкнуть некоторых на законное сотрудничество с режимом, следуя примеру, данному, казалось, сверху. . Он отвел угрозу новой религиозной войны, гарантировал свободу вероисповедания. Но Клаус не заметил, что католики были поставлены под контроль немецких протестантов вследствие избрания епископом рейха монсеньора Мюллера, яростного приверженца национал-социализма, прославившегося до 1933 года своими антисемитскими сочинениями [35] Результатом этого стал раскол между официальной церковью и миноритарной «исповеднической церковью», которая, согласно исповеди Бармена, отказалась смешивать христианскую веру с паганизмом и расизмом. Она была прославлена такими блестящими умами, как пасторы Дитрих Бонхоффер и Мартин Немеллер. . Клаус также не уловил неоязыческие тенденции режима. Он просто отметил, что раз церковь больше не выступает против режима, значит, нет никаких проблем.

Напротив, будучи человеком военным до мозга костей, он восхищался первыми успехами немецкой дипломатии или, скорее, первыми поднятиями головы: выход из состава Лиги Наций в октябре 1933 года или официальное объявление о перевооружении армии, начатое по приказу генерала Бека от 14 декабря 1933 года и предусматривавшее увеличение вооруженных сил за четыре года с 21 до 67 дивизий, на что международное сообщество отреагировало лишь словами. Это было триумфом рейхсвера. Что же касалось штурмовиков СА, которых армия терпела за неимением лучшего, то с ними было жестоко покончено 30 июня 1934 года во время «Ночи длинных ножей». С согласия и при пособничестве высшего военного руководства отряды СС во главе с начальником личной охраны фюрера Зеппом Дитрихом менее чем за двое суток обезглавили весь штаб штурмовых отрядов СА. Командир штурмовых отрядов Эрнст Рем, хотя и стоял вместе с фюрером у истоков движения, был убит. Армия с восторгом встретила известие об этой коричневой Варфоломеевской ночи. В лице генерала фон Бломберга она поблагодарила канцлера за то, что тому удалось избежать гражданской войны [36] Штурмовикам СА инкриминировали подготовку социалистического переворота. . Штауффенберг отпраздновал это событие в офицерской столовой вместе с однополчанами. По свидетельству Хассо фон Мантейфеля, он даже воскликнул: «Дело сделано, наконец-то мы у себя дома». Настал конец коричневому сброду, который позорил военные ценности. Настал конец шумным агитаторам, выставлявшим напоказ пролетарскую вульгарность и рабочую косноязычность. Национал-социализм, казалось, становился все больше и больше народной идеологией, все дальше отходил от социализма, то есть становился все более приемлемым.

Впрочем, можно было предположить, что не когда разделенное население само возродится во вновь обретенном единстве. Разве после смерти президента Гинденбурга 2 августа 1934 года не народ ли ратифицировал 19 августа большинством в более чем 90 % голосов закон, по которому «функции президента рейха объединялись с функциями канцлера»? Даже если около 5 миллионов немцев не приняли участия в голосовании, это была настоящая поддержка народа. И вот Гитлер стал рейхсфюрером и, следовательно, главнокомандующим вооруженными силами. Третий рейх стал свершившимся фактом. Ему суждено было просуществовать тысячу лет. Снова возродилась империя, бывшая поочередно римской, оттоновской, саксонской, гогенштауфенской, габсбургской, вильгельмовской. Империя, о которой столько говорили, о которой грезили, которую идеализировали до такой степени, что каждый видел в ней воплощение своей мечты. Империя, которую все воспитанные немцы носили в сердце. Мало было тех провидцев, которые заметили, что крест Христа [37] Это, естественно, касается католической Священной римской империи, католической Австро-Венгерской империи, а также Второго германского рейха, где доминировал протестантизм. «Война религий» не была направлена против христианства, это была борьба против владычества Рима, борьба за свободу национальной христианской религии — протестантизма, как ее называли основатели учения. , который со времен Константина и Феодосия воплощал в себе имперскую идею, был подменен другим крестом, доведшим эту идею до абсурда.