Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

«На ниве пропаганды наши товарищи – признанные мастера», – писал Геббельс 57. С самого начала источником вдохновения всего этого был не кто иной, как Гитлер. Он давно понял важность пропаганды; он организовал первые публичные шествия и церемонии, которым будут подражать и которые будут улучшать в последующие годы; он выбрал символы, лозунги и униформу; он построил вездесущую партийную пирамиду; он разбудил спящие пропагандистские таланты доктора Геббельса. Прозорливая работа по оформлению национал-социалистического движения была одним из его крупнейших достижений. «В конце 1926 года партия основала школу ораторов, чтобы дать своим последователям необходимую информацию и технические приемы, необходимые для эффективных публичных выступлений. К концу 1932 года эта школа, согласно ее учетным листам, подготовила около 6000 ораторов» 58, вечер за вечером несущих весть о национал-социализме в самые удаленные и незаметные уголки страны. Это тоже была инициатива Гитлера.

Будущий король пропаганды Геббельс записал в своем дневнике в 1928 году: «Национал социализм – это религия. Пока недостает лишь религиозного вдохновения, разбивающего вдребезги старые, уходящие формы и создающего новые. Нам не хватает ритуала. Придет время, когда национал-социализм станет государственной религией всех немцев. Моя партия – это моя церковь, и я верю, что наилучшим образом служу своему господу, когда следую его воле и освобождаю угнетенный народ из цепей рабства» 59. Молодое поколение историков уже без каких-либо проблем признает национал-социализм эрзац-, псевдо– или полурелигией, а то и просто религией без всяких приставок и оговорок. Он, безусловно, и был религией для тех, кто услышал призыв мессии-фюрера. «Я называю мировоззрение Гитлера и, следовательно, национал-социализм религией» 60, – утверждает Орцеховски; Берш пишет, что национал-социализм был «не идеологией той или иной разновидности, но по сути религией» 61, а Клаус Вондунг видит решающим фактором национал-социализма то, что он был «независимой религией» 62.

У нацистов был свой годичный цикл святых обрядов. На каждый случай был выработан особый четко расписанный ритуал, с лесами флагов и знамен, с музыкой, создающей определенную атмосферу, с факелами и кострами. Все это происходило в наиболее подходящее для данного случая время дня или ночи. Великим людям воздавали славу, вспоминали павших, а живых посвящали в тайные мистерии отечества и святой крови, текущей в их жилах. Были и церемонии приема в партийные организации, в армию и в СС – всегда включавшие клятву верности Адольфу Гитлеру лично. Его символически представляло священное Кровавое знамя, мистическим образом содержащее и способное передавать присутствие и силу фюрера.

Главным праздником года был партийный съезд, который проводился в Нюрнберге в сентябре. Он продолжался неделю, и в нем участвовали делегации со всех концов Германии. В 1938 году Гитлер провозгласил: «К настоящему времени несколько [ритуальных] действ достигли своей окончательной формы». «До этой поры, – пишет Шпеер, – я считал фразу Das Tausendjährige Reich [Тысячелетний Рейх] чисто теоретической, всего лишь заявкой на создание чего-то, что просуществует дольше, чем средняя продолжительность жизни. Но когда я увидел, что Гитлер таким образом канонизирует ритуал, я понял, что эту фразу надо понимать буквально. Я долго думал, что все эти построения, марши и посвящения являются лишь частью ловкого пропагандистского театра. И только тогда я понял, что для Гитлера они были подобны священным обрядам основания церкви… Теперь я думаю, что он, всего вероятнее, добровольно отказывался от меньшего статуса народного героя с тем, чтобы приобрести гораздо больший статус основателя религии» 63.

Для многих немцев, в особенности для протестантов, религия Гитлера сосуществовала с верой в Христа. Некоторым другим Гитлер Христа заменил. В его честь воздвигались домашние алтари, которые ежедневно украшали живыми цветами и перед которыми молились. «Моему дорогому, фантастическому, почти невероятному фюреру», – писали в письмах женщины, «безгранично отдавшиеся ему» в «безумии невообразимого счастья». К письмам прилагались фотографии «и вся полнота моей жизни». Рук, к которым прикоснулся Гитлер, не мыли неделями, камешек, на который он наступил, становился реликвией, а женщина, которой он улыбнулся, считалась в своей деревне святой. «Когда вы освобождали Судетские земли, я вязала для вас эти носки. И теперь мы оба достигли цели, я – маленькой, а вы – большой», – писала Гитлеру учительница. «Не он говорит, что-то иное говорит через него… Его главнейшая характеристика – абсолютная мужественность… Он полон безграничного добросердечия, бескрайней веры, полнейшей личной скромности, но также беспредельной гордости своим народом, тем, что достигнуто и чего еще суждено достичь…» 64

Истинные цели Гитлера, несмотря на то, что он, не скрываясь, выражал их, были настолько фантастичны, что воспринимались только метафорически – во всяком случае, первым поколением нацистов. Что же касается второго – тех, кто прошел Гитлерюгенд, людей из СС, младших офицеров под конец войны – они уже были достаточно фанатизированы, чтобы воспринимать его слова буквально. Все цели Гитлера сводились к ведению войн, необходимых для закладки фундамента арийской мировой империи. Немцы тогда не понимали, что от них требуется лишь способствовать всему этому в качестве необходимого пушечного мяса. Однако Гитлер заблаговременно предупредил их: «Битву за новое мировоззрение могут вести лишь люди героического духа, готовые пожертвовать всем, иначе уже в самом начале будет невозможно найти истинных боевых последователей, готовых положить жизнь за свое дело… И чтобы упрочить основы, необходимые для успеха, всем, кого это касается, нужно объяснить, что это новое движение заслужит честь и славу у потомков, но сегодня ему нечем вознаградить тех, кто следует за ним » 65.

«Гитлер не оставил своим людям никаких сомнений в том, что нужно ждать войны», – свидетельствует Раушнинг. «Мы должны быть готовы к тяжелейшей войне, которую когда-либо вел какой-либо народ, – говорил Гитлер. – Только это испытание воли подготовит нас к господству, к которому мы призваны. Моим долгом будет вести эту войну, невзирая на потери. Жертвы будут ужасающими» 66. Он был готов «оправдать принесение в жертву всего поколения немецкой молодежи». При необходимости, пусть погибнет больше, чем в Первой мировой, так как у него «есть право посылать молодежь на смерть». Когда придет день и он прикажет начать войну, «мысль о десяти миллионах молодых мужчин, которых он пошлет на смерть», его не остановит 67.