Джордж ван Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Свидетельства того, что Гитлер обладал оккультными силами, являются историческими фактами – как бы академические историки ни пытались замалчивать их. В своей книге «Гитлер и Сталин – параллельные жизни» Алан Буллок пишет: «В экземпляре наполеоновских “Размышлений”, находившемся в его библиотеке, Сталин выделил абзац: “Именно в тот вечер в Лоди я поверил в то, что я – необыкновенный человек. Меня стало снедать желание совершать великие вещи, о которых до того времени я мог лишь мечтать!” Однако ни в случае Сталина, ни в случае Гитлера у нас нет указаний на подобный момент откровения» 184. Как мы видели несколькими страницами ранее, это очевидная неправда, во всяком случае, в том, что касается Гитлера. Август Кубицек зафиксировал этот момент: сразу после того, как он и его друг Ади впервые побывали на исполнении «Риенци» Вагнера. Не менее важным является пересказ Гитлером этого самого события Винифред Вагнер и его слова: «Тогда-то все это и началось». Эти моменты кажутся заслуживающими упоминания Бригитте Хаман (2002), Анне Марии Зигмунд (2000) и Ральфу Ройту (2003). Действительно, многие историки молодого поколения в гораздо большей степени, чем их старшие коллеги, готовы учитывать все исторические свидетельства, включая и те, которые сложно интерпретировать в рамках общепринятого господствующего мировоззрения.

Есть и другое переживание, по значимости сравнимое с откровением Риенци, и на него также легко указать. Это момент, когда Гитлеру, пациенту военного госпиталя в Пазевалке, местный пастор сообщил, что Германия проиграла войну, а император отрекся от престола. В «Майн Кампф» Гитлер посвятил описанию этого случая не менее трех страниц. «Что касается меня, то когда этот старичок [то есть пастор] продолжил свой рассказ и сообщил нам, что теперь мы должны положить конец этой длинной войне, так как она проиграна, а мы во власти победителя, я был полностью раздавлен… Оставаться и слушать я больше не мог. Меня окружила тьма. Шатаясь, я еле добрел до своей койки и спрятал раскалывающуюся голову между подушкой и одеялами. Я не плакал с того момента, когда стоял у могилы матери… Следующие дни были ужасны, а ночи еще хуже… Во время этих ночей росла моя ненависть – ненависть к организаторам этого подлого преступления». Гитлер имеет в виду немцев, членов правительства, которые по указанию «евреев» приняли и подписали перемирие. «В последующие дни мне стала ясна моя судьба… С евреями прийти к взаимопониманию невозможно. Это должно быть твердое и нерушимое “или – или”. И про себя я тогда решил, что займусь политической работой» 185.

Это переживание в Пазевалке [25] Порой можно встретиться с утверждением, что Гитлера излечили гипнотическим внушением, и точно так же под гипнозом дали ему откровение о его собственной судьбе. Сенсационная книга, повествующая о том, как доктор Эдмунд Форстер создал Гитлера, была написана Дэвидом Льюисом и опубликована в 2003 году под названием «Человек, который изобрел Гитлера». Эта книга, в свою очередь, основана на повести Эрнста Вайсса. Все ее привязки к фактам весьма неубедительны, в большинстве случаев это лишь догадки. Кроме того, сама изначальная гипотеза о том, что одно единственное гипнотическое внушение могло вызвать всю эту невероятно сложную трагедию, говорит об очень слабом понимании того, чего стоило Гитлеру стать Гитлером и начать судьбоносное осуществление своих идей. В 2004 году Бернард Хорстман выпустил книгу Hitler in Pasewalk – Die Hypnose und ihre Folgen («Гитлер в Пазевалке – гипноз и его последствия»), в которой он рассказывает в точности ту же самую историю, что и Льюис, при этом даже не упоминая его книги в списке литературы. было для Гитлера не менее важным, чем полученное примерно тринадцатью годами ранее откровение о своей судьбе на Фрайнберге. В каком-то смысле оно было подтверждением: «Мне стала ясна моя судьба». Рассказ Гитлера указывает на то, что в Пазевалке он прошел через глубокий экзистенциальный кризис. «Из страданий, из беспросветного отчаяния… Гитлера неожиданно вызволило “сверхъестественное видение”», – пишет Джон Толанд 186. Согласно Рону Розенбауму, он пережил «что-то вроде трансформирующего видения или галлюцинации. Это был момент преображения, изменяющего жизнь… У Гитлера появились и миссия, и миф, которые приведут его к власти пятнадцать лет спустя». Розенбаум также упоминает, что Гитлер «слышал голоса» или «имел чудесное видение свыше» и что «Гитлер сам утверждал, что получил в видении указание освободить Германию от евреев и большевиков» 187.

В докладе Вальтера Лангера в Управление стратегических служб мы находим следующее: «Именно тогда, когда он был в госпитале в Пазевалке, страдая от истерической слепоты и немоты, у Гитлера было видение о том, что он освободит немцев из рабства и сделает Германию великой. Именно это видение подвигло его на политическую карьеру и оказало решающее влияние на ход мировых событий. Это видение больше, чем что-либо еще, убедило его в том, что он избран провидением и ему суждено исполнить великую миссию. Вероятно, это самая необычайная характеристика зрелой личности Гитлера, именно это и ведет его “с безошибочностью сомнамбулы”». Более того, Лангер приводит следующие слова Гитлера из интервью Pariser Tagezeitung , опубликованного 23 января 1940 года: «Когда я был прикован к постели [в Пазевалке], ко мне пришла мысль, что я освобожу Германию и сделаю ее великой. Я немедленно понял, что так и случится» 188. И все это несмотря на то, что Гитлер в те дни был одиноким нулем.

Хотя Гитлер, очевидно, не говорил всей правды о том, что Хаффнер называет «пробуждением в Пазевалке», он, тем не менее, никогда этого не скрывал, точно так же, как не скрывал и своего переживания на Фрайнберге в Линце. Оба опыта схожи и в некотором смысле дополняют друг друга. В видении в Пазевалке, скорее всего, была добавлена идентификация евреев в качестве врагов его задания по преобразованию мира. Итак, теперь ему были явлены три основные опоры его мировоззрения: спасение Германии, его руководящая роль в этом и противодействие евреям, под какими бы личинами те ни скрывались. Гитлер намеренно исказил истину, написав, что «заняться политической работой» он решил в Пазевалке. В действительности это случилось летом следующего года в Мюнхене. Возможно, так он хотел скрыть факт, что решение было принято не им самим, или не вполне самостоятельно, или было принято при обстоятельствах, которые он не хотел раскрывать.

Переживания в Пазевалке и на Фрайнберге – так же, как и большинство решающих моментов в жизни Гитлера – неприемлемы для тех, чье мировоззрение не оставляет места для «сверхъестественных» или «сверхматериальных» феноменов. В монументальной биографии Гитлера, написанной Кершоу, мы, например, читаем: «В начале двадцатых годов Гитлер часто упоминал о переживании в Пазевалке. Имеется и приукрашенная версия, которую он вставил в “Майн Кампф”. Нескольким приближенным он рассказывал, что, когда, ослепнув, он находился в Пазевалке, он получил там что-то вроде видения, контакта или вдохновения о том, что он должен будет освободить немецкий народ и вновь сделать Германию великой. Это очень маловероятно. Этот якобы религиозный опыт служил для создания ореола таинственности вокруг его личности; это играло на руку Гитлеру, так как было ключевой составляющей мифа о фюрере. Уже за два года до мюнхенского путча многие его последователи были знакомы с ранним вариантом этого мифа». 189Такого рода утверждения ничего не объясняют. Профессиональный и пользующийся большим уважением историк Алан Буллок заслуживает нашей благодарности за то, что изменил основу своего понимания Гитлера. Он признал, что у него нет никакого ясного и окончательного объяснения этого человека. Он даже сказал Рону Розенбауму следующее: «Думаю, мистикам есть что сказать по этому вопросу» 190.