Юрий Дубинин - Дипломатическая быль. Записки посла во Франции

Мой собеседник отхлебнул чаю и сказал:

— Пожалуй. Только давайте спокойно допьем наш чай и не будем спешить к начальству: так наш поиск будет выглядеть солиднее.

А. А. Громыко и Р. Сейду, которым мы доложили результаты своих изысканий, с радостью одобрили их, одобрило их и руководство двух стран. В документе изложение принципов выглядело следующим образом:

— нерушимость нынешних границ;

— невмешательство во внутренние дела;

— равенство;

— независимость;

— отказ от применения силы или угрозы ее применения.

Вскоре после визита, выступая в Варшаве в декабре 1971 года, подчеркнув важность проведения Общеевропейского совещания и процитировав приведенные выше принципы, Л. И. Брежнев, заявил: «На наш взгляд, все государства и народы Европы только выиграли бы, если бы подобные принципы стали общепризнанной нормой международной жизни во всей Европе».

Кстати, на самом Общеевропейском совещании, после нескольких лет споров, какой из принципов важнее, участники пришли к выводу, что все они имеют равное первостепенное значение.

В Москве же в те непростые ночи нас с посланником еще несколько раз отправляли на чаепитие за поисками развязок, но по менее значимым вопросам.

Подготовленным в конце концов документом в столицах двух стран были довольны. В Париже его подписанию было решено придать максимальную торжественность. Однако заведующего договорно-правовым отделом, который обычно готовит такие церемонии и подает документы на подпись, А. А. Громыко в Париж почему-то не взял. В Париже, накануне подписания, А. Громыко пригласил нас в свою квартиру в посольстве для обсуждения текущих дел и в конце разговора вдруг спросил меня:

— Дубинин, а где ставится подпись нашего представителя под документами?

— На нашем альтернате, с левой стороны.

— Вот вам лист бумаги, — не унимался министр, — покажите это место пальцем.

Я показал. После такого экзамена мне последовало указание подавать на следующий день документы на подпись.

В тот же день вечером я воспользовался приемом в нашем посольстве, чтобы сообщить об этом шефу протокола Кэ д’Орсе, который выступал в такой же роли с французской стороны, и попросил его помочь мне как новичку, а быть может, даже устроить небольшую репетицию непосредственно на месте, в Елисейском дворце, перед подписанием. Он, конечно, согласился.

— Кстати, — заметил я, — как будет с ручками для подписания?

Тут мой француз гордо вскинул голову и суховато произнес:

— Что за вопрос? Вы — гости Франции!

Я поспешил поблагодарить. Однако, отойдя, я тотчас подозвал нашего советника И. А. Большагина и сказал ему:

— Подписание «Принципов» состоится завтра в 11 часов. С утра зайдите в магазин, купите пару приличных ручек, проверьте, пишут ли они, и заранее приезжайте к Елисейскому дворцу. Я договорюсь, чтобы вас пропустили в зал подписания. Устройтесь где-нибудь за шторой и следите за мной. Если я подам вам знак, подойдите ко мне с ручками.

Я и сейчас не готов объяснить, почему я так поступил. Просто подчиняясь какому-то внутреннему импульсу, желанию ничего не упустить в новом для меня задании.

Следующий день начался с беседы в Елисейском дворце в расширенном составе, затем перед самым подписанием был небольшой перерыв, и шеф французского протокола пригласил меня в зал подписания для репетиции. Зал был ослепительно освещен. Специально устроенная трибуна напротив стола, за которым должны были расположиться Л. Брежнев и Ж. Помпиду, была переполнена журналистами, телекамеры и фотоаппаратура наготове. Одним словом, «театр уж полон»…

— Вот, Дубинин, место Брежнева, — элегантно показал мой коллега, — вот — Помпиду. После того, как каждый из них поставит первую подпись…, — и далее следовало разъяснение классического пируэта, который принято исполнять в таких случаях, передавая папки с документами для подписи руководителям государств.

— Вот и все, мой дорогой друг, — закончил мой собеседник с легкой улыбкой, которая как бы говорила: все очень просто, не так ли?

— А что ручки? — спросил я.

— Так вот же они. — Француз показал на две стоявшие на столе ручки.

— Но пишут ли они?

Шеф встрепенулся, как от чего-то досадного, но все-таки вынул из кармана листок бумаги и взял первую ручку. Увы, она не писала. Видимо, слишком долго в Елисейском дворце не было нужды в ее услугах. Лицо француза начало бледнеть. Он нервно взял вторую ручку. Она тоже не писала. Он взглянул на меня обмякший и растерянный. В это время юпитеры засветились еще ярче: в зал входили руководители и все, кто был вместе с ними.

— Ничего страшного, — сказал я. Обернулся и подал знак выглядывавшему из-за шторы И. Большагину. Тот вышел из своей засады, бодрым шагом подошел к столу и поставил на стол две закупленные им ручки.

Шеф французского протокола смотрел на это, как на чудо. Но Л. Брежнев и Ж. Помпиду уже за столом, уже «скрипят» ручки. Мы передаем папки, следуют рукопожатия, аплодисменты, залпы фотовспышек и сразу команда: по машинам, в аэропорт! У меня в руках наша папка с текстами, я набрасываю плащ и вдруг вижу, что тоже торопящийся привратник Елисейского дворца уносит ручки к себе. Наши ручки! Нет, так дело не пойдет. Я объясняю ему ситуацию, исходя из незыблемого принципа частной собственности, засовываю эти ставшие сувенирными орудия труда дипломатов и политиков в карманы и вскакиваю в уже начинающую движение машину. И снова в путь…

Итак, Общеевропейское совещание.

Историки достаточно убедительно доказали, что «европейская идея», «идея Европы» живет едва ли не с глубокой древности. К ней обращались в различные периоды развития Европы, стремясь найти практические пути реализации концепции сближения европейских государств, обретения этим континентом своего единства. Особенно в современную эпоху.

Общеевропейское совещание — порождение этой тенденции. И поскольку идея не нова и корни у нее глубокие, вроде бы нет ничего удивительного в том, что она вновь оказалась на поверхности дипломатической жизни. Это, мол, настолько естественно, что иначе и быть не могло. Вроде бы это и так, но в то же время вряд ли достаточно для того, чтобы понять ход событий. Огонь в природе тоже явление естественное, всегда присутствующее либо в ярком пламени или в тлеющей головешке, либо в потенции, например, в виде огнива, спичек или готовой к действию зажигалки. Но для того, чтобы ему вспыхнуть, возгореться, скажем, в очаге нашего дома, требуется, чтобы была высечена искра или поднесено пусть совсем слабое, колеблющееся пламя спички к сухой щепке, нужен достаточный запас дров. И только тогда свершится огонь, наберет силу, даст тепло. Одним словом, необходим какой-то изначальный толчок, чтобы идея, даже с большой историей и потенцией, превратилась в действие, в данном случае в дипломатическую инициативу Советского Союза, которой суждено было — это случалось крайне редко с начинаниями, исходившими от Советского Союза, — быть принятой теми, кому она адресовалась, превратиться в форум, ставший центром международной жизни.