Валентин Бадрак - Стратегии гениальных мужчин

Поэтому жизнь гениев часто представляется очищенной от шелухи ошибок. А если такие ошибки или человеческие слабости были слишком очевидными, чтобы быть аккуратно вычеркнутыми из вылощенных биографий, они представлялись тщательно продуманными ходами, подчеркивающими предусмотрительность героев. Кроме того, жизнь гения должна быть окутана завесой непостижимости и таинственности – именно это неизменно заставляет восприимчивого обывателя испытывать трепетную дрожь. Некоторые искусные оформители собственных образов, такие как Пикассо, Дали или Юнг, не чурались и скандалов, осознавая, что молва сохранит лучшее, а время сотрет неприглядное. Во все времена гении неизменно «вступали в решительную борьбу со злом», а в ряде случаев делали это «во имя блага человечества (нации)». Македонский, Цезарь, Наполеон, Бисмарк боролись за расширение границ для своих народов, а значит, за их благо. Маркс и Ленин пошли дальше: они сражались за изменение миропорядка и предоставление власти широким массам. Естественно, лишь посвященные понимали, что сама идея в процессе реализации будет искусно трансформироваться, но не только Маркс – Ленин, но и жаждущие неограниченной власти последователи с остервенелым фанатизмом развивали миф о борьбе за власть для народа. Борьбу же с детищем создателей коммунизма, которое в середине XX века успело вырасти до непобедимого монстра, весьма успешно использовал Джордж Сорос. Он сумел благодаря приобретенным капиталам создать контрмиф – о стимуляции демократии и преобразования мира путем финансирования мозговых центров и очагов свободомыслия.

Впрочем, в подходе Сороса новым является лишь объект; сама же идея была «обкатана» за добрую сотню лет до него Альфредом Нобелем. Нобель к концу жизни имел солидные капиталы и долгий путь самореализации в качестве ученого. Но изобретатель динамита понимал: таких, как он, в истории десятки тысяч и еще сотни тысяч появятся после его смерти. Поэтому он занялся созданием мифа о себе как о великом филантропе науки, искусства и политики, направленных на оздоровление цивилизации.

Не тяготели к созданию мифа о себе лишь удивительно редкие личности, державшие себя особняком от всего человечества, но и они окутывали себя мрачным туманом тайны и сакраментальной неприкосновенности. Большинство же великих произвели себя в великие самостоятельно и делали не менее титанические попытки выделиться, вырасти в глазах современников, а иногда и запастись при жизни учениками, биографами и даже сочинителями мифов. Нередки случаи и буквально маниакальные поступки, направленные на то, чтобы прослыть новым, современным героем. Кто жаждал остаться в анналах истории, понимал: нужны сильные яркие поступки, которые позже молва разнесет и возвеличит. Тогда обычное станет таинственным, недоступным для понимания, а талант будет трактоваться как гениальность и божественный дар. Не случайно мудрецы утверждали, что человек становится тем, о чем он думает. Понимая суть вещей лучше большинства современников, талантливые люди использовали дополнительные формы визуализации и моделирования собственного образа, последовательно навязываемого миру. Этот образ и должен был остаться в истории, создав представление о таинственно-недостижимом демоне, величественные черты которого станут универсальными образцами для воспитания новых поколений.

Мифологизацией своего имени занимались далеко не только государственные деятели. Зигмунд Фрейд на тот момент, когда практически сформулировал основные принципы психоанализа, чтобы заявить о нем миру, сначала позаботился о том, чтобы официально получить профессорское звание. Именно после формального изменения статуса Фрейд решился навязывать свое учение миру и приобретать учеников. А создание сети психоаналитических обществ и имело целью распространить не только идеи Фрейда, но и миф о нем как об отце нового учения, о мессии, несущем людям новую реальность. Обретение профессорского звания – маленький шаг, стоивший самому Фрейду немалых усилий, – тем не менее, способствовал рождению мифа о великом ученом – первооткрывателе психоанализа. Скорее всего, рано или поздно открытия и медицинские достижения талантливого австрийца были бы по достоинству оценены человечеством, но, как знать, не потрудись ученый позаботиться об ассоциации своего имени с психоанализом, не исключено, что какая-нибудь случайность или более предприимчивый ученик могли бы стать для мира гораздо большей величиной, чем сам патриарх. Конечно, речь не столько о профессорском звании, сколько о неимоверных и аккуратно-последовательных усилиях, связанных с распространением новых взглядов на планете. Ведь Фрейд вполне мог творить в тишине и безвестности. Но он выбрал публичный путь утверждения и не ошибся: миф о великом мастере не только опередил его самого, но и стимулировал новые новаторские шаги, поскольку утвердил и легализовал повсеместно величие этого человека.

Карл Юнг создал классический миф о себе как о мистическом герое, умеющем тонко чувствовать потусторонний мир.

Понимая величие религии как таковой, он построил уникальную опору своего влияния на окружающий мир и распространения собственного учения именно на религиозном основании, навязав себя как богочеловека, закамуфлированного медициной и практическим психоанализом, а также безусловными и неоспоримыми достижениями как психофилософа. Интересно, что современный исследователь творчества Юнга Ричард Нолл уверен, что частью юнговского мифа была и его научность, использовавшаяся в качестве привлекательной маски. «Эта маска [научности] была создана Юнгом преднамеренно и отчасти лживо – для того, чтобы сделать свое собственное магическое, политеистическое и языческое мировоззрение более привлекательным для секуляризированного мира, склонного признавать лишь те идеи, которые, как кажется, имеют оттенок научности». Конечно, после этих слов образ Юнга нисколько не пострадал, а созданное им в психологии не приобрело более тусклый оттенок. Но простой и беспристрастный взгляд на действия выдающихся людей способствует лучшему понимаю их природы.

Юлий Цезарь предпринимал едва ли не самые яростные и порой просто изощренные попытки достижения известности, действуя одновременно в нескольких плоскостях человеческого восприятия. Где бы он ни находился и каковы бы ни были обстоятельства, он всегда непрестанно думал об этом. Именно жажда известности толкала его на огромные долги и использование заемных денег для массовых зрелищ, способствующих запоминанию его имени. Он не пожалел сил и времени для написания книг о галльской и гражданской войнах, находясь в постоянной близости к смертельной опасности. Эти книги, как полагают многие исследователи, не только серьезно повлияли на появление потрясающей легенды о неподражаемом полководце, умеющем выполнять одновременно несколько несовместимых дел, но и значительно гиперболизировали походы военачальника, аккуратно скрыв негатив и ошибки. Позже он возвел в честь себя храмы, переименовал своим именем месяц и даже организовал написание своей величественной биографии. Многое из его последующих действий, также направленное на развитие мифа о великом государственном деятеле, способствовало появлению бессмертного образа божественного Цезаря.