Валентин Бадрак - Стратегии гениальных мужчин

Сегодня теория Фрейда, имя которого стало нарицательным и известным повсеместно, волнует далеко не только медицинский мир. Десятки тысяч ученых и исследователей самых разных направлений активно используют и развивают психоанализ, выросший до течения мирового значения, в продвижении новых и новых идей в сфере осознания и понимания, пожалуй, самого необъяснимого на свете – природы поведения человека.

Зигмунд Фрейд родился в довольно бедной семье, что не только на долгие годы наложило свой тяжелый отпечаток на его темпах движения к успеху, но и переросло в острую боль, заглушить которую могла лишь напряженная беспрерывная работа. Призрак нищеты, как дамоклов меч, в течение долгих лет жизни ужасал будущего отца психоанализа. Но правда и то, что именно этот призрак стал одним из наиболее мощных стимулов к активной деятельности и впоследствии привел исследователя к самым заоблачным вершинам успеха. Весомым довеском к переживаниям на тему вечной бедности и несостоятельности добавилось осознание своего далеко не выигрышного происхождения: юный Фрейд очень рано столкнулся с презрением и иронией к еврейской нации. Он был изгоем, представителем третьего мира, и это жгучей болью отдавалось в его сердце, оставив там вечный рубец. Даже в университете Фрейда вдали унижения и намеки, связанные с его происхождением. Но он всегда отчаянно сопротивлялся. И всякий раз это заставляло больше размышлять над своим будущим и неутомимо, с еще большей активностью двигаться вперед. Все, что его сверстниками, с которыми впоследствии он соперничал, отвоевывая упорным трудом, шаг за шагом, было получено вместе с происхождением и социальным положением родителей, Фрейду пришлось добывать бессонными ночами упорных учений и долгими мучительными размышлениями – особенность, характерная не только для него, но и для большинства преуспевших людей. Человеку порой необходимо испытать острое и жуткое ощущение ущербности и обделенности, чтобы воспитать в себе противоядие в виде неисчерпаемого запаса воли к жизни, позволяющей рано или поздно удовлетворить ненасытную жажду успеха. Чем глубже и проникновеннее фрустрация, обволакивающая человека в момент смятения, тем стремительнее его желание и тем дольше он помнит о том, что некогда был в тяжелом положении.

Идея Зигмунда Фрейда не взошла неожиданно, подобно утренней звезде, она была выношена в тяжелых муках поиска своего места среди хаоса жизни. Так, очевидно, часто происходит с теми, кому в раннем детстве родители не могут дать ничего, кроме безудержной любви и воспитания веры в собственные силы. С другой стороны, сложно переоценить роль родителей в формировании личности Зигмунда Фрейда. Хотя кроме Зиги в семье были еще два старших брата от первого брака отца, он получил любовь и ободрение в объеме, вполне достаточном для зарождения поразительной уверенности в себе и самоуважения, переросшего позже в способность прислушиваться к собственному голосу. Последнее качество совершенно необходимо для успеха в любой области – его, как самородок на прииске, так же редко можно обнаружить в современном обществе, привыкшем к непреклонным авторитетам и условностям скудной и в то же время развращенной морали.

По всей видимости, первенцу от молодой жены Якоб Фрейд все же уделил достаточно внимания. Именно глава еврейской семьи привил мальчику чувство почитания знаний как жизненной основы, которая по шкале ценности иудаизма традиционно занимает более высокое положение, чем деньги или даже власть. Именно отец приоткрыл завесу знаний, когда однажды показал удивительное и необычное издание Библии. Редкость замечательной первой книги Фрейда заключалась в наличии множества иллюстраций, часть из которых действительно были уникальными, серьезно повлияв на развитие воображения и тонкого восприятия семилетнего мальчика. По всей видимости, именно эта книга открыла Зигмунду такие имена, как Ганнибал и Моисей. Первое стало его символом в детском возрасте, второе – в зрелом. Одновременно он узнал о существовании Римской культуры, что позже, после многочисленных разочарований в своем еврейском происхождении, толкнуло его в объятия западной культуры и заставило навсегда полюбить Рим. После Библии было множество книг, и разные авторы приняли участие в составлении уникальной мозаики многогранной личности ученого, но ни Гете, ни Золя, ни Шекспир, Данте, Софокл или Гейне, горячо любимые Фрейдом впоследствии, не заняли в его душе того места, которое было отведено необычному для того времени сборнику библейских сказаний.

Не кто иной, как отец, первым приоткрыл и завесу неотступных проблем еврейского рода. Именно благодаря откровениям отца Зигмунд Фрейд пришел к пониманию европейской, и прежде всего Римской культуры, но, сохранив благодаря ему же основные каноны иудаизма, сумел наложить две культуры, вытащив из них для своего анализа самые яркие принадлежности человеческого.

Еще больше, чем отец, повлияли на становление Фрейда окружавшие его женщины. Детально разбирая на винтики жизнь знаменитого ученого, французская исследовательница и психоаналитик Лидия Флем настаивает на том, что не кто иной, как мать, внушила своему настойчивому в учебе Зиги, что он является гениальным ребенком. Эту мысль активно в течение довольно длительного времени закрепляла и его няня – вторая по близости к мальчику женщина, оказавшая заметное влияние на его развитие. Л. Флем в своей книге привела такую цитату Фрейда, косвенно связанную с восприятием им роли своей матери в продвижении в идее: «Если человек в детстве был любимым ребенком своей матери, он всю жизнь чувствует себя победителем и сохраняет уверенность в том, что во всем добьется успеха, и эта уверенность, как правило, его не подводит».

Заслуживает особого внимания воспоминание младшей сестры Зигмунда. Хотя Фрейду ранний период жизни запомнился как «длинные и трудные годы», сестра отметила такой странный, на первый взгляд, факт, как предоставление старшему брату в распоряжение целой комнаты, в то время как остальные члены семьи довольствовались тесными уголками. То есть на старшего сына делались ставки, ему предоставлялись семейные льготы, которые совместно с напоминаниями о его исключительности и важности, безусловно, повлияли на его крайне высокую самооценку.

Итак, в семье Зигмунд не получил зерна, способного перерасти с началом зрелости в достойную идею. Но взамен ему досталось немало козырей. Один из биографов нового времени Ирвинг Стоун, посвятивший книгу жизнеописанию Фрейда, отмечает, что Зигмунд, будучи старшим сыном в семье из семерых детей, всегда находился в положении фаворита и награждался наибольшим вниманием, наибольшей частью материнской любви, в него же мать и верила больше, чем в любого другого ребенка. Зигмунд осознавал это, и знаменное чувство первенца стало частью того энергетического топлива, которое так сильно понадобилось позже в начале самостоятельного пути, чтобы выдержать, терпеливо перенести трудности становления, считая их временным явлением, и не забыть при этом, что он является победителем и даже носителем великих идей, готовым взойти на любые вершины. Именно такие чувства были развиты у Зигмунда в семье – неплохая замена отсутствия ориентации при выборе жизненного пути.