Дмитрий Язов - Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала

А что же наш давний знакомый Николай Карлович? Железной метлой идеологии он выметает всех инакомыслящих с ТВ, и прежде всего – русских.

Не понимаю я и Марка Захарова. Уж так добросовестно пропагандировал лучезарное ленинское учение среди столичной молодежи, советовал школярам в себе искать Ленина. Это Марк Анатольевич клятвенно заверял вождя московских коммунистов Гришина, что еще послужит торжеству марксизма-ленинизма. Правда, были и другие режиссеры, например Андрей Александрович Гончаров, он обошелся без ленинианы и ничего – выжил, остался великим режиссером в истории русского театра!

Сегодня Марк Анатольевич любит вспоминать, как после каждой шатровской премьеры его вызывали на Старую площадь, учили подлинному марксизму. Но мы-то знаем подоплеку этих «проработок». С легкой руки Марка Захарова шатровских Ильичей тиражировали по всем провинциальным театрам, ибо запретный плод – сладок!

Предвижу, что кто-то может меня упрекнуть в забвении идеалов социализма, дескать, даже Язов сомневается в учении Ильича, еще немного – и запишется в партию Новодворской – Борового сплавлять картонные гробы с коммунистической символикой по Москве-реке.

Хочу успокоить своих боевых товарищей, соратников: не для того я проливал свою кровь на фронтах Великой Отечественной, чтобы вляпаться в гражданскую войну яковлевых, бурбулисов, чубайсов, кохов. Хотя признаюсь: взять Москву нам будет труднее, чем Берлин…

Да, тяжек крест людей, их ответственность перед державой, которые не ради политического вожделения пришли управлять этим непростым миром. И чтобы не рухнул наш славянский мир, не распалась связь времен, каждый стоящий у власти обязан находиться в светлом поле деяний и поступков. Давно пора нам понять, что Родина – это не только деревня, где ты появился на свет, где работаешь и живешь ради своих детей. Государство – это наши благородные деяния, нечто слагаемое из полей, гор, лесов, рек, дающих жизнь таким же городам и деревенькам, соединенным общностью языка и историей, нравственными поступками наших предков, их верой и воинской доблестью. Вся политическая география нашего государства издавна вплетена в суровую нить личной судьбы каждого из нас.

К сожалению, сегодня что ни политик, то наставник. Что ни режим, то непременно – моральный, выше и подняться некуда. «Нравственность» политиков такова, что перед ней меркнут подвиги отцов-пустынников. Вот в такую драматическую эпоху мы живем.

Машины шли на большой скорости по вновь отремонтированному шоссе Сергиев Посад – Москва. Часам к двум 26 августа подъехали к Матросской Тишине, открылись тяжелые ворота, около которых стояли бронетранспортеры.

В камере номер 201 на втором этаже Матросской Тишины меня встретил молодой человек Андрей Антонов. Камера была наполовину покрашена в черно-зеленый цвет, наполовину небрежно отштукатурена серым цементом. Шел третий час ночи. Я начал раскладывать тонкий черный матрац на металлические полосы двухэтажной, сваренной из труб кровати. Андрей конечно же знал, что эти полосы врезаются в тело, потому невозможно уснуть. Он и предложил мне подложить картонный лист, который тут же достал из-под своего матраца.

– У меня два листа, – пояснил Андрей. – Здесь сидел узбек, его ночью срочно перевели в другую камеру, и я этот лист подложил под свой матрац.

Впервые с 21 августа я крепко уснул, но тут же услышал команду: «Подъем!», которую старательно, словно спала в камере целая рота, через «кормушку» проорал охранник. Теперь-то было ясно, что меня привезли в Матросскую Тишину на допросы. Правда, я пока не знал, кого еще арестовали, кто находится в этой Тишине. Всю информацию тщательно дозировали, радио не включали.

Утром новость: застрелился Борис Карлович Пуго. Позже в камеру пришла весточка, что ушел из жизни и Маршал Советского Союза Сергей Федорович Ахромеев. Я понимал, что степень участия Ахромеева в августовских событиях была символичной, и до сих пор не могу поверить в эту нелепую смерть. Слишком много здесь загадочного, Сергея Федоровича отличали мужество и кристальная порядочность. Ну что ж, держись, Язов! Уходить из жизни сейчас – подарок для переворотчиков, они об этом только и мечтают. Все на тебя спишут.

Снова меня пригласили снять отпечатки пальцев, сфотографироваться в зэковском костюме. Я попытался объяснить что в кашинской тюрьме уже фотографировали в профиль и в анфас, но «специалисты» не церемонились: «Мы выполняем приказ, вот и весь сказ».

Вечером Андрей рассказал о себе, как попал в Тишину. Родом он из Якутии, отец – кумык, мать – русская. Окончил геолого-разведочный институт в столице, поступил в заочную аспирантуру. Но на свою беду связался с кооперативом, которым «руководил» муж его двоюродной сестры. Этот деятель направил его в Якутию за золотым песком, где Андрея и повязали. А муж сестры изловчился и, получив свободный кредит, выехал в Израиль.

Верить Андрею? Или нет? Камера на восемь человек, но почему мы вдвоем? Почему «золотоискателю» подобная привилегия? Нет, с ним надо держать ухо востро…

Через день мне вручили под расписку посылку от Эммы Евгеньевны. Спортивный костюм, рубашки, электрическая бритва. Но почему нет записки? Что случилось? Наверняка был обыск в доме, как она там одна?

Я рядил и гадал: где Эмма Евгеньевна? В Баковке или в нашей московской квартире на улице Косыгина? Никто мне на мои вопросы так и не ответил, ни Леканов, ни Соловьев Правда, Леканов вручил мне от супруги две пачки сигарет «Мальборо», хотя, как я позже узнал, Эмма Евгеньевна передала мне целый блок.

Меня волновало также, когда состоится первая встреча с адвокатом. Я же не могу сам связаться с адвокатской конторой. Вскоре Соловьев назвал мне фамилию адвоката – Печенкин. Соловьев установил треногу для фотоаппарата и начал снимать мой офис-камеру, меняя ракурс. Тогда я еще не знал, что допрос без адвоката не имеет юридической силы, что я имею право сколько угодно встречаться с защитником, в том числе и наедине. Все разговоры с защитником тайно подслушивались, правда, добытые подобным образом сведения доказательной силы не имели. Они могут быть использованы против обвиняемого в иных целях.

В камеру нам доставляли исключительно «демократическую» газету – «Известия». Официальное чтиво для зэков. «Вот почему, – подумал я, – у «Известий» всегда был большой тираж». Заливалось радостным щенячьим визгом и «Радио России»: «Наступил поворот во внешней политике. Наконец-то закончилась холодная война». Полководцами мира отныне называли Горбачева, Яковлева и Шеварднадзе.