Дмитрий Язов - Удары судьбы. Воспоминания солдата и маршала

…Зеленой ящерицей распласталась на тысячу километров на солнцепеке Куба. Но она никогда не меняет цвет, подстраиваясь под обстоятельства. Любовь кубинцев к России искренняя, неподдельная. В чем-то Куба нынче напоминает мне горделивую Белоруссию. К сожалению, не много найдешь государств в мире, где лидеры обладают огромным зарядом нравственности. Самозваные вожди народов больше стараются украсить свои страны-наделы пушками, ракетами, нравственность для них обременительна. Они только царствуют, но не властвуют в душах своих подданных.

История второй половины XX столетия мне больше напоминает заговор правителей с нечистой совестью. Время от времени они демонстрируют свое постыдное братство на самых разных саммитах, попирая духовный опыт цивилизации. Тщеславные президенты, короли, генсеки действуют по законам воровского «общака». Чтобы представить интерес для еще не определившихся государств, эти правители украшают свои режимы либерально-демократическими ценностями, политической бижутерией. И они негодуют, сбиваясь в кучку, ощериваются военными «братскими» союзами, когда в какой-нибудь стране власть переходит к президенту-державнику, защищающему интересы своего народа, а не международных финансовых олигархов.

Но вернемся к Карибскому кризису. 9 января 1963 года канцелярия Генерального секретаря ООН опубликовала тексты трех писем, направленных У Таном постоянному представителю Кубы в ООН Карлосу Лечуге, заместителю министра иностранных дел СССР В. Кузнецову и представителю Соединенных Штатов Америки в ООН Э. Стивенсону.

В письме У Тана к К. Лечуге говорилось:

«Принимая во внимание позицию революционного правительства Кубы, изложенную в Вашем письме от 7 января, одновременно хотел бы выразить также мою надежду на то, что заинтересованные правительства воздержатся от каких бы то ни было актов, которые могут сделать более тяжелой обстановку в Карибском море».

В письмах, направленных У Таном В. Кузнецову и Э. Стивенсону, Генеральный секретарь ООН разделял надежду обоих правительств, что действия, предпринятые для того, чтобы избежать угрозы войны в связи с недавним кризисом, приведут к урегулированию и других разногласий, существующих между ними, и к общему уменьшению напряженности в мире.

По поводу вывода ракетных войск и сроков вывода между руководством группой войск и руководством Кубы существовали определенные разногласия. Это даже отражалось на отношении к нам кубинских товарищей, которых мы учили владеть нашей техникой.

Дважды в день американцы облетали наш учебный центр. Кубинцы, изучающие зенитную технику, рвались ее «попробовать». И когда мы не разрешали, они возмущались. Приходилось объяснять, доказывать, что игра не стоит свеч, дескать, это согласовано на высшем уровне.

– С кем согласовано? Куба согласия не давала, – возмущались кубинцы.

И надо отметить: теплые отношения покрывались льдом отчуждения. Как-то я зашел в палатку, что-то вроде нашего красного уголка, и вижу: на стене вывешены флажки социалистических государств, но флажок Советского Союза в самом низу.

– Пурке? (Почему?) – спрашиваю.

Офицер подумал и ответил:

– По алфавиту.

Но на первом месте возле кубинского флажка – китайский? Буква «К» ни в испанском, ни в английском, ни в немецком не стоит на первом месте. И тогда кубинец находит выход из положения:

– В Китае миллиард населения.

Но учили-то кубинцев россияне, жарились на солнце, мокли под тропическими ливнями. Недосказанное наверху аукалось внизу.

18 января перед командирами частей должен был выступить Кузнецов. Нам разрешили ехать на машинах. Выкатившийся диск ласковой луны сопровождал нас до Викторио-де-Лас-Тунаса, славившегося боем быков.

Сезон дождей еще не наступил, продолжалась сафра, грифы беззвучно парили в воздухе, отыскивая добычу. Они, словно мрачные вестники чьей-то смерти, величественно скользили в утреннем голубом мареве, и их тени зловеще плыли по высохшей саванне.

Проехали Флориду, Сьего-де-Авина, Санкти-Спиритус, и вскоре показалась Санта-Клара. Сориентировались по карте, перед Санта-Кларой должен быть поворот на Кайбариен. Ехать было еще 60 километров, и вскоре мы почувствовали запах моря.

Вот и Хуан-де-лос-Ремедиос. От океана он прикрыт большим количеством островов и песчаных отмелей. Военный городок полка расположен на западной окраине небольшого поселка. Море было рядом, солдаты имели возможность вечером искупаться, городок казался давно уже обжитым местом. От Гаваны не так далеко, следовательно, отношения со службами снабжения были теплыми. Кое-что они получили и от уходящих ракетчиков.

Григорий Иванович Коваленко – человек общительный. Большая часть службы прошла на Дальнем Востоке, затем перекочевал на Карельский перешеек, а сейчас вот и Куба. А дальше? Говорил: «После возвращения в Союз хочу послужить в теплых местах у Плиева». Я пошутил: «Скучаешь по загару?» – «Да я не то что загорел, уже обгорел. Пора «искать в раздевалке калоши». Что означало «заканчивать службу».

18 января 1963 года состоялась встреча с Василием Васильевичем Кузнецовым. Он прибыл в Гавану для переговоров с кубинским руководством. Вывод Ракетных войск уже шел полным ходом, но вопросы контроля так и не были решены. Исса Александрович воспользовался затяжкой переговоров и попросил Кузнецова выступить перед командирами соединений и частей, рассказать, какие обстоятельства предшествовали кризису.

«Операция была столь секретной, – начал свое выступление Кузнецов, – что о постановке ракет на Кубе и прибытии войск не знали ни советский посол в Вашингтоне Анатолий Добрынин, ни представитель СССР в ООН В. Зорин. Оба попали в неудобное положение, когда разразился Карибский кризис, они искренне уверяли американцев, что никакого наступательного оружия на Кубе нет.

22 октября, в тот день, когда Кеннеди объявил на весь мир о советских ракетах на Кубе, А. Громыко улетал из Нью-Йорка, где он присутствовал на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Его провожал посол А. Добрынин, но Громыко ему так ничего и не сказал о ракетах, Громыко считал, что посол уже об этом проинформирован.

Перед МИДом была поставлена задача использовать все возможности, чтобы сохранить мир. 28 октября меня направили в Нью-Йорк для того, чтобы через дипломатические каналы закрепить то, что было достигнуто благодаря инициативе нашего правительства. Между 22 и 28 октября, в наиболее критический период, советское правительство проявило огромную творческую инициативу, чтобы разрешить кризис мирным путем. Основой договоренности были письма Хрущева и Кеннеди от 27 и 28 октября. Правительство США брало на себя обязательство не нападать на Кубу, и выражалось мнение, что и другие страны воздержатся от этого. Советский Союз дал слово вывести ракеты с Кубы. Замечу, что консультаций по этому вопросу с кубинским правительством не было, что в последующем осложнило решение о контроле.