Андрей Громыко - Памятное. Испытание временем. Книга 2

Тут у нее на лице впервые появилось нечто похожее на улыбку.

Я видел, что говорить ей нелегко. Женщина, которая помогала Александре Михайловне передвигаться и возила коляску, поправила покрывало, укутывавшее ноги моей собеседницы, и я почувствовал, что лучше было бы наш разговор прекратить, тем более что наступал вечер и становилось прохладно. Но она, как бы вспомнив, что проработала в Швеции много лет, сама решила поговорить об этой стране побольше, рассказать о ней то, что ей казалось наиболее интересным и близким.

О Швеции Александра Михайловна рассуждала с некоторым оттенком юмора.

– Представляете, Андрей Андреевич, – говорила она улыбаясь, – в свое время в Швеции меня считали «персона нон грата» и не разрешали даже проживать там. Это происходило еще до революции, когда наша партия находилась в подполье и русских социал-демократов в некоторых странах Европы боялись как огня. Прошли годы. И вдруг советское правительство запросило агреман на ту же Коллонтай, которую шведы в свое время выдворяли из Стокгольма. То ли не запомнили они моей фамилии, то ли не разобрались – подумали, что это какая-то другая особа, то ли все прекрасно понимали и просто не захотели портить из-за моей персоны отношений с Советским Союзом – не знаю. Думаю, что скорее всего сыграло тут свою роль последнее обстоятельство, но агреман они дали, и я прибыла в тот же самый Стокгольм. Да не просто, а уже как посланник великой социалистической страны. Выдворяли меня в свое время полицейские и агенты местной охранки, а теперь принимали сам король, премьер-министр и министр иностранных дел. Причем даже не по одному разу, а помногу раз. Ведь я пробыла в Швеции самые тяжелые для нашей страны годы – всю войну. И приходилось делать многое, чтобы напоминать местным властям, как они обязаны по-настоящему соблюдать нейтралитет и не поддаваться на провокации нацистов его нарушить. А такие попытки, да и сами нарушения, имели место, и не раз. Я ведь ни на один миг не забывала в Стокгольме, что там, за Балтикой, на фронте погибают наши люди…

И в этот момент Александра Михайловна заплакала. Она сидела в своей коляске, слабая пожилая женщина. Я находился рядом, пытался ее успокоить и даже несколько сожалел, что вывел ее своими вопросами на такие воспоминания, которые стоили ей немалых затрат сил и разволновали.

Едва ли кто-нибудь станет оспаривать то, что в истории советской внешней политики и дипломатии В.М. Молотову принадлежит особая роль. Он являлся народным комиссаром иностранных дел, а затем министром иностранных дел СССР в период с 1939 по 1949 год – с момента освобождения Литвинова с поста наркоминдела и до назначения министром иностранных дел А.Я. Вышинского, – а затем еще раз с 1953 по 1956 год. Одновременно Молотов в 1930–1941 годах занимал пост Председателя Совета народных комиссаров СССР, а с 1941 по 1957 год – первого заместителя Председателя Совнаркома, затем – Совета министров СССР.

При Сталине в партии и стране Молотов являлся фактически вторым по положению лицом. Конечно, принципиальную политику СССР во внешних делах определяло политбюро во главе со Сталиным, мнение которого имело определяющее значение. Однако в решении конкретных вопросов отношений с другими странами многое зависело от Молотова. От него и возглавляемого им министерства исходило большинство наших предложений в международных делах. Это относится и к периоду войны, который мне особенно знаком, поскольку почти все наши важные внешнеполитические шаги так или иначе касались США как союзной державы.

Молотов оставался правой рукой Сталина и на союзнических конференциях военного, а также послевоенного времени. Он представлял Советский Союз и на проходивших в тот период конференциях министров иностранных дел.

Должен подтвердить справедливость того, что Молотов оказывал на Сталина заметное влияние. Конечно, видел я это с вышки внешних дел. Верно и то, что отношение к нему со стороны Сталина представлялось неровным.

Чем объяснялось высокое положение Молотова? Да тем, что Молотов – старый революционер, отстаивал интересы Советского государства на международной арене. Он в числе первых воочию увидел эгоистичность конкретных целей в политике США и Великобритании. И чем ближе надвигалось окончание Второй мировой войны, тем все более отчетливо проявлялось то, что эти цели направлены на завоевание западными державами, прежде всего Соединенными Штатами Америки, доминирующего положения в мире. Молотов хорошо понимал, что западные страны намерены строить свое благополучие за счет интересов других, прежде всего – за счет стран социализма.

В США, Англии и других странах Запада Молотова относили к категории сторонников «твердой линии» в отношении капиталистических государств. Однако в проведении политики Советского Союза он был отнюдь не более тверд, чем партия и ее Центральный комитет.

За время после выхода в свет первого издания «Памятного» выявилось много новых фактов и документов, высветивших роль Молотова во время сталинских репрессий. Ставшие известными факты полностью подтверждают, что Молотов был в окружении Сталина опорой диктатора. Эти же факты дают основание сделать вывод, что он являлся главной опорой. Ряд лиц в окружении «вождя» как бы соревновались друг с другом в том, кто из них получит в процессе проведения репрессий наибольшую похвалу от Сталина. Но даже Ворошилов и Каганович соревноваться с Молотовым в этом отношении не могли.

Видимо, не последнюю роль здесь сыграло то, что ни Ворошилов, ни Каганович, ни тем более другие лица, окружавшие диктатора, не могли сравниться с Молотовым с точки зрения интеллектуальных способностей. Сталин эти способности Молотова знал и ценил. Но ценил по-своему, по-сталински. Он никогда не позволял, чтобы об этом интеллектуале складывалось мнение как о каком-то неприкасаемом, и, дескать, поэтому все приближенные к Сталину должны были отводить Молотову какое-то особое место.

Сохранилось множество разного рода записок, в которых рукою Молотова выражены его циничные и жестокие мнения о работниках разных рангов. В результате подобных оценок со стороны Молотова многие люди погибали. Такой исход отвечал ненасытным деспотическим амбициям Сталина.

После XIX съезда КПСС на Пленуме ЦК Сталин выступил с резким заявлением о деятельности Молотова и Микояна. Причем главный огонь обвинений направлялся против Молотова. Всех участников Пленума это весьма озадачило. У них складывалось мнение, что такой выпад был сделан не случайно, а отражал далеко идущие планы. Действительно, Молотов и Микоян не были включены в состав созданного тогда бюро Президиума ЦК КПСС. Кстати, о факте образования этого бюро официально ничего не сообщалось. А что касается причины, из-за которой Сталин так ополчился против Молотова, то, видимо, авторитет и близость «человека № 2» к «вождю» расценивались диктатором как угроза его собственному положению.