Вадим Бакатин - Дорога в прошедшем времени

Я свою позицию никогда не скрывал. Неоднократно излагал в средствах массовой информации, в выступлениях, докладывал лично президенту. Она не застывшая. Она меняется. Я – за отказ от идеологических догм и за переход к политике здравого смысла.

В деятельности милиции главный принцип – законность при минимуме насилия. Для этого надо, чтобы милиция была сильной, а не слабой. Не допускать раскола правоохранительной системы по национальным, территориальным, политическим, профессиональным или иным мотивам.

Нельзя допустить, чтобы идеологические споры решались силой. И важно, чтобы именно КПСС нашла выход из этой трудной ситуации политическим путем, не прячась за спины административных органов.

Поручая мне этот участок работы, на мои возражения мне говорили, что нужен «не милиционер, а политик».

Я плохой политик для московской политической элиты. Язык мой – враг мой. В этой среде откровенность почитается за глупость. Здесь нельзя быть откровенным.

Моя отставка не будет способствовать стабилизации ситуации. Может быть, она будет использована лидерами КП Литвы и Латвии для демонстрации своего «веса», но это им не поможет. Они уже давно проиграли, и милиция здесь ни при чем.

Если говорить об идее зама по межнациональным вопросам, то она в тех условиях не могла сработать. Это будет просто «мальчик для битья». У него не будет никаких реальных рычагов власти. В Министерстве внутренних дел для решения межнациональных проблем могло быть больше возможностей. Мне представлялось, что этот вопрос надо решать именно через МВД. Кто бы министром ни был.

Я говорил Горбачеву, что сомневаюсь в чистоте замыслов тех, кому мешаю. Как бы они в очередной раз не ошиблись. Тактика проволочек, обмана, полумер, равно как и бодряческие призывы к «действию», к «порядку» через насилие, ведут к поражению.

Развязка наступила в ночь с 16 на 17 ноября. Верховный Совет заслушал доклад президента «О положении в стране». Доклад оставил тяжелое впечатление. По-видимому, Михаил Сергеевич пережил мучительную ночь. Держал совет с товарищами. Эти «товарищи», как говорят, предъявили ему ультиматум. В итоге утром, вне регламента, новое короткое и энергичное выступление из восьми пунктов, вызвавшее аплодисменты.

Горбачев сделал выбор. Не все и не сразу это заметили. Он вновь качнулся от «так называемых демократов» к «товарищам по партии». Смысл выступления был в демонстрации «сильных» мер. Но на самом деле была продемонстрирована слабость, уступки членам политбюро. Ничего там толкового не было. Упразднить Президентский совет («второе политбюро»). Ну и что? Что от этого изменилось? Осуществить безотлагательную коренную реорганизацию исполнительной власти, подчинив ее непосредственно президенту. Прямо по басне Крылова.

Предложение через 10–12 дней сформировать орган по координации деятельности правоохранительных органов. Дело не в новых органах, а в политике государства. Орган так фактически и не заработал, если не считать сотворенного беззакония в Прибалтике да демонстрации бессилия перед российскими депутатами.

Такие же спешные дежурные перлы, как «мною поручено срочно разработать и представить в ближайшие десять дней перечень неотложных мер по продовольственному снабжению населения», говорят либо о том, что в предыдущие месяцы не нашлось этих «десяти дней» по столь жгучей проблеме, либо о том, что президент плохо представлял реальное положение вещей. И так далее и тому подобное…

Короче, речь мне совсем не понравилась. А больше всего не понравилась уступка демагогам, прозвучавшая так:

«Справедливо звучат требования укрепить правопорядок, обеспечить защиту безопасности каждого из граждан нашей страны. И здесь оправданы безотлагательные организационные и кадровые изменения…»

Что касается «кадровых изменений», все ясно: меня по настоянию бессильных членов политбюро, полностью потерявших влияние в своих республиках, но сохранивших какое-то влияние на генсека, снимают с работы. Горбачев им уступил ради какого-то секундного удовольствия от похвалы «единомышленников», которые очень скоро… его предадут.

Заседание Верховного Совета закончилось. Все возбуждены. Ну, теперь дело пойдет! Прошел в президентский блок. Михаил Сергеевич с помощником что-то обсуждают. Спрашиваю:

– Михаил Сергеевич, как понимать задачу укрепления руководства правоохранительных органов? Мне продолжать работать? Думать над тем, как реализовать ваши восемь пунктов, или, может быть, дела готовить к сдаче?

Горбачев собирался лететь в Испанию, Италию.

– Слушай, освободи ты меня. Видишь, какая кипа бумаг. Завтра вылетать. Давай занимайся. Приеду, поговорим.

Ему лететь, а мне что делать? Вопрос серьезный. Решил представить А.И. Лукьянову для депутатов свое видение ситуации (см. приложение 2).

В день подписания указа о моей отставке Горбачев в три часа дня пригласил меня:

– Ну вот, как мы говорили с тобой, теперь время подошло. Тебе надо уйти с этой работы.

Я ему сказал:

– Вы правы, Михаил Сергеевич, вы меня сюда поставили, вы вправе меня убрать. Я это много раз вам говорил, и у меня на вас никаких обид не может быть. Если бы я был кадровым милиционером, прошел бы всю жизнь до генерала, то это – крушение моей жизни. МВД для меня все-таки случайность. Я не просился на эту работу – вы меня поставили. Я вас не устраиваю, вы меня можете убрать… Но я уже вам говорил, что это ошибка…

Он слушать не стал.

– Все, вопрос решен.

Но разговор был добрым.

– Сейчас намечаются большие структурные изменения. Николай Иванович Рыжков будет уходить. Будет создан Совет безопасности. Думаю, что и тебе можно найти место в этих структурах…

Я ему сказал:

– Та политика, которую вы начали, мне понятна, поэтому я согласен с вами работать. Совет безопасности, как я представляю, интересная работа.

– Ну хорошо, догуляй отпуск, а потом определимся спокойно…

Я ушел неожиданно расстроенным.

Указ вышел в тот же день. 3 декабря, в понедельник, выхожу на работу, звоню Лукьянову:

– Что мне делать?

– Я не знаю.

Звоню Рыжкову, он отвечает:

– Не знаю. Работай.

А потом звонит уже Рыжков:

– Собирай коллегию на 12:30.

Собираю коллегию. Он приезжает с Б.К. Пуго. Очень коротко: вот указ президента, вот – новый министр, Борис Карлович Пуго, вопросы есть? Вопросы какие-то были…

С Пуго просидели с часу до шести часов, не вставая. Говорили откровенно обо всем, что его интересовало и что я ему хотел сказать. Потом собрал руководителей, поблагодарил за совместную работу, попросил прощения за вольные и невольные прегрешения, пожелал удачи… Прения не открывали.

Потом был Верховный Совет СССР, который не соглашался с моей отставкой. Горбачев нервничал, несколько раз вставал, убеждал депутатов. Я не стал выступать.