Сара Корбетт - Дом в небе

– Макууша, – сказала я, показывая на свой живот, – туалет. Мне плохо, очень плохо.

Абдулла щелкнул пальцами. Обычно я не выходила в туалет после вечерней молитвы, но несварение желудка было таким доводом, с которым даже наши тюремщики не решались спорить. Это также выигрывало для меня дополнительное время, а рыба от Джамала придавала моему случаю правдоподобность.

Медленно и спокойно я прошла по коридору. Найджел ждал в дверях своей комнаты. Тут Абдулла уже не мог нас видеть, и мы заторопились. В нашем распоряжении было десять, самое большее пятнадцать минут, прежде чем он забеспокоится, что меня долго нет, и пойдет узнать, что стряслось.

Пока Найджел, стоя на унитазе, вынимал прутья, я достала из принесенного сюда ранее рюкзака абайю и надела ее поверх платья. Предварительно Найджел уже вырвал прутья из стены, но для прикрытия оставил на месте, замаскировав кусками цемента, и теперь требовалось бесшумно спустить их вниз. Оба оконных откоса были совершенно разворочены.

Найджел передал мне прутья, которые я поставила на пол у раковины, влез на подоконник и принялся убирать кирпичи. Один кирпич, второй, третий, четвертый – он отложил их в сторону. Путь был свободен. Затем он спрыгнул на пол и подсадил меня наверх, подставив мне скрещенные ладони.

Всего пару секунд я смотрела в окно, но мне хватило их, чтобы увидеть все. Внизу был переулок, темная деревня без единого огонька и абсолютная неизвестность. Мы прикинули, что до земли было около двенадцати футов, учитывая, что дом стоит на бетонном фундаменте. Мы боялись переломать ноги. Мы боялись всего, что помимо свободы ждало нас по ту сторону. Но обратного пути не было. Следуя инструкции Найджела, я повернулась и стала вылезать в окно ногами вперед. Влажный ночной воздух холодил мне лодыжки. Я осторожно спускала ноги вниз и вдруг застряла. Проем был слишком узок, и как я ни пыталась протиснуться между прутьями, ничего не выходило. Если я не могу сюда пролезть, то Найджел и подавно не сможет.

– Быстрее, быстрее, – торопил меня Найджел.

– Не могу! Слишком узко! – Я сделала рывок, чтобы показать ему, что это действительно так.

Его лицо исказилось от боли и ужаса.

– Ты можешь вытащить еще один прут?

– Только не сейчас, – зашипел он, – будет много шума.

Подоконник был завален кирпичами и обломками цемента. Абдулла, наверное, уже удивляется, почему я так долго не возвращаюсь. Вот так переплет! Нет, какой там переплет, это полный конец!

Найджел махнул рукой, говоря мне слезать.

– Возвращайся к себе, быстрее. Я попробую что-то сделать.

– А мой рюкзак?

– Оставь его. Я возьму его с собой.

Я сняла абайю, засунула ее в рюкзак и как ни в чем не бывало вернулась к себе в комнату, громко хлопнув дверью, чтобы Абдулла знал, что я на месте. Потом я лежала и слушала, как в туалете рвет Найджела – нервы подвели его. В коридоре раздались шаги, мелькнул фонарик. Найджел успел выскочить из туалета и бормотал, что его тошнит и ему нужно больше воды, чтобы промыть унитаз. Свет погас, затем появился снова, и Найджел вернулся в туалет, один. Я знала, что еще несколько часов – и все откроется. Наши тюремщики обнаружат гору из кирпичей, гнутые железные прутья, закрывавшие прежде окно в туалете, или просто прочтут весь наш глупый план в моих глазах.

На рассвете пришел Хассам и открыл перед молитвой ставни. Мы с Найджелом наскоро все переиграли. Зная, что неподалеку есть мечеть, мы решили бежать туда. Нам казалось, что это неплохой вариант, потому что там всегда много народу.

Я приняла от Джамала завтрак в пакете, стараясь не встречаться с ним взглядом. После дневной молитвы, когда мальчики размякли от жары и начали дремать, я стукнула в дверь – мол, пустите в туалет. Найджел ждал меня там, с моим рюкзаком и абайей. Рано утром ему удалось выломать третий прут. Он снова вынул кирпичи, и на этот раз я не теряла ни секунды. Лежа на животе, я опустила одну ногу в проем, затем вторую, сползла ниже, держась на вытянутых руках за один из оставшихся прутьев, и прыгнула. Следом прыгнул Найджел. Два мягких толчка в песок.

Мое сердце взлетело и рухнуло в пропасть. Едва коснувшись земли, я поняла, что дела наши плохи. Вокруг все было по-другому, совсем не так, как я себе воображала. Свое представление я склеила из кусочков, виденных из окна своей комнаты, из воспоминаний от поездки на машине. Я думала, что тут верблюды, люди на улицах, заросли кустарника, что тут маленькая деревня с кучей укромных местечек, где можно спрятаться. Но я ошибалась. Слева был покосившийся забор из жести, старых сплющенных бочек из-под краски и другого мусора. А справа стояли в ряд какие-то лачуги, также слепленные из разнообразных отходов. Нигде не было ни кустика, ни былинки, только сухие колючки, торчавшие в песке. Но самым неприятным было внезапное появление ребенка, рахитичного голопузого мальчика лет семи. Он глядел на нас, в ужасе вытаращив глаза, и видно было, что он вот-вот закричит.

Я сделала доброе лицо и попыталась улыбнуться. Я приложила палец к губам. Ребенок переводил взгляд с меня на Найджела и обратно, и его глаза становились все больше и больше. И вдруг дал стрекача. Можно было не сомневаться, что он расскажет о нас первому же попавшемуся взрослому. И точно стартовый пистолет прозвучал или вздрогнул воздух, возвещая о начале землетрясения, прошла волна над крышами в сторону веранды, где дремали наши тюремщики. С этого момента все подчинялось инстинктам. Даже не переглянувшись, мы с Найджелом как безумные бросились бежать.

Мальчик рванул вправо, мы – влево, вдоль стены дома, где примерно через десять ярдов переулок вливался в улицу. Наши ноги тонули в глубоком песке. Наши шлепанцы сковывали каждый наш шаг. Теперь, на бегу, Найджелу было бы странно закрываться простыней и играть роль больного старика, а мне – его помощницы. Притворство потеряло всякий смысл. Наша стратегия вылетела в трубу, едва мы, забыв обо всем, бросились наутек.

Мы выскочили на дорогу. Тут стояли лачуги, торговые киоски и далее простиралась плоская бурая пустыня. Найджел звал на помощь – еще одно обстоятельство, шедшее вразрез с нашим планом.

– И каауин, И каауин, – кричал он, – помогите!

Все неслось с панической скоростью. Мне удавалось ухватить только обрывки: полуразрушенная стена, несколько нервных коз, мужчина в дверной арке, осел, запряженный в повозку. Свобода, о которой мы столько грезили и которая нас так жестоко обманула, проносилась мимо, как в страшном сне. Найджел кричал не переставая. Впереди шли какие-то женщины в цветных хиджабах – свободные розовые, синие, желтые концы развевались на ветру. Мы прибавили скорости, чтобы догнать их. Они стали оборачиваться, указывать на нас руками, переговариваться. И вдруг тоже побежали. Другие прохожие, заметив нас, разбегались кто куда. Улица быстро опустела. Впоследствии я поняла, что в Сомали бегущего по улице человека все воспринимают как знак приближающейся опасности и тоже стремятся убежать.