Владимир Гладышев - ТерпИлиада. Жизнь и творчество Генриха Терпиловского

Вспоминается случай, как в лагерь к Терпиловскому приезжал Утесов. Они дружили давно, в картине «Веселые ребята» это частично отражено. Это была встреча не только двух друзей, но и одного из основоположников советского джаза, одного из корифеев. Нужно отдать должное мужеству Утесова: его уговаривали отказаться от встречи, шантажировали, пророчили неприятности. Леонид Осипович ответил: «Да, может быть, неприятности будут, но наша встреча важнее всей этой ерунды». Представляете? Утесов посещал Терпиловского не раз. Он еще добавил: все равно мне ничего, мол, не сделают. Слава его уже охраняла.

Генрих так интересно рассказывал о жизни, что я сказал ему однажды: «Вам бы записать все это». Он намекнул в ответ, что после смерти, мол, займутся, найдут кое-что…

«НАШИ ОТНОШЕНИЯ НЕ БЫЛИ БЕЗОБЛАЧНЫМИ…»

Евгений Дмитриевич Манцырин, заслуженный артист России, дирижер, композитор, руководитель оркестра Пермского цирка, преподаватель эстрадного отделения Пермского музыкального училища по специальности «Теория и практика джазового исполнительства»:

– Сейчас трудно понять, почему не появилась в Перми премия имени Терпиловского. Мне кажется, человек этот заслуживал такой чести, и не надо «сталкивать» двух известных композиторов, которыми по праву гордится Прикамье. Надо развести по разным сферам: ведь ясно, что А. Немтин (именем которого и названа упомянутая городская премия. – В. Г. ) не имеет отношения к эстрадному искусству, в отличие от Г. Р. Терпиловского.

Открытие мемориальной доски Г. Терпиловскому на доме по улице Газеты «Правда», 3.

Слева направо: Н. Терпиловская, Е. Манцырин, О. Лундстрем.

Пермь, 1991 год

Улица имени джазового музыканта в Перми также не появилась. А пример подобный есть: помнится, когда мы гастролировали по Америке, то гуляли по улице Дюка Эллингтона…

Я был хорошо знаком с Генрихом Романовичем (делал для него аранжировки). Не могу сказать, что у нас с ним были безоблачные отношения. Сейчас, с высоты прожитых лет, причины споров, по которым я, бывало, вспыхивал, кажутся такими пустяковыми. Спонтанно жил как-то, а думать надо всегда, оценки нравственные себе давать. Этому учило общение с Терпиловским. Таких людей, как он, мало встречается. Интеллигент в настоящем смысле слова. Редкой душевностью обладал.

Он старался поддержать молодых, часто писал о джазовых коллективах. Вот выписка из его архива о составе нашего квартета: Сухорослов, Сыропятов, Акинфиев, я. По-разному сложились судьбы, двое из того состава уж давно не играют. Джаз – не вся жизнь…

В последнее время эстрадных, джазовых оркестров в стране стало значительно меньше. Считанные единицы остались – Лундстрем и еще несколько. Развалились повсюду, кроме цирка. Вот чем хорош цирк: он консервативен в отношении оркестров. Большие составы музыкантов, помимо обязательных представлений, ведут активную концертную жизнь, играют джаз.

Конечно, в цирке играешь не всегда то, что хочется – это понятно. Но вы думаете, что в оркестре оперного театра, к примеру, играют всегда то, что нравится? Далеко не так. Специфической цирковой, эксцентрической музыки, в принципе, немного. Я с огромным уважением вообще отношусь к цирковому искусству. В цирке не соврешь – вот в чем главное. Если уж умеешь делать что-то, оценят. А нет – ничем не скроешь, гримом не замажешь. Я обратил внимание как-то на руки Вальтера Запашного, нашего известного дрессировщика хищников: все в шрамах, страшно смотреть! Очень уважаю этих людей. Настоящих профессионалов.

Первые музыкальные впечатления очень яркие. Марш Дунаевского я отчетливо помню с той, еще дошкольной поры. Мне позже рассказывали, что я пытался даже подобрать мелодию на инструменте… С Дунаевским, между прочим, Терпиловский в 1930-е годы работал в составе первой джаз-комиссии, созданной композиторами Ленинграда…

…Весной 2001 года в Перми выступал знаменитый джаз-оркестр Олега Лундстрема (музыканту тогда исполнилось 85 лет!). И во время концерта, и после него, в беседе с автором этих строк, руководитель оркестра тепло вспоминал о своем друге Генрихе Терпиловском. Вот мнение Олега Леонидовича:

– Пермь всегда считалась джазовым городом именно потому, что тут жил Терпиловский, а он был родоначальником советского джаза. Об этом, как и о его произведениях того времени, мало кто говорит. Помню, когда я принес пианисту первые аранжировки Терпиловского, тот воскликнул: «До чего здорово сделано! И точно в стиле!» «Джазовая лихорадка», записанная фирмой «Мелодия», появилась позднее и исполнялась большим составом оркестра. А в первый раз в исполнении участвовали две трубы, тромбон, три саксофона. Именно эту аранжировку мы играли. Я сознательно отказался от старинного ритма…

Написанное не должно выходить за рамки правды. Чаще всего интервью, к сожалению, начинается с рассказа о каких-то фактах моей биографии: «Мы знаем, что вы родились там-то, что вы не сворачивали с пути, несмотря на то, что на вас обрушились, «разгибали» вам саксофоны…» А на самом деле все не так было. Наш оркестр никто никогда не закрывал. Мы приехали ( из Шанхая. – В. Г.) в 1947 году и в эпоху Сталина играли для народа. В Казани были, всю Татарию объездили, фольклор исполняли старинный, сложившийся еще до татаро-монгольского ига. Глинка говорил так (многим профессионалам это не нравится): «Музыку сочиняет народ, композиторы ее только аранжируют». Да, чем песни древнее, тем они ценнее, потому что они отшлифованы, все лишнее убрано.

Для чего я это все говорю? Мне больше всего не нравится, когда начинают: «Вы – легенда…» А я точно такая же легенда, как все молодые сейчас, и делал те же ошибки. Одно выручало: как говорил мой врач, у меня интуиция хорошая. И Терпиловский для Перми был живой историей и настоящей легендой. Меня с ним связывала долгая личная дружба. Слишком поздно оценили его, конечно. Открыли мемориальную доску на доме (я как раз участвовал в том торжестве). У нас всегда так: дождемся, когда человек уйдет, а потом уж… А мне кажется, заслуженные почести надо воздавать раньше, чтобы хоть как-то опровергнуть поговорку: нет пророка в своем отечестве. Терпиловский был интеллигентнейшим и добрейшим человеком, очень остроумным. Он столько перенес и остался самим собой – это не каждому дано. Большинство сломились бы.