Андрей Алдан-Семенов - Черский

Черский с радостью принял предложение Семенова-Тян-Шанского.

И засел за свои дополнения к трудам Карла Риттера.

Несколько лет петербургского периода жизни Черского посвящены этой работе. Его дополнения стали самостоятельным научным трудом и затмили страницы Риттера силою научных обобщений, и новейшими данными об Азиатской России, и красочными описаниями геологического строения Байкала и Забайкалья, их флоры и фауны, этнографии и археологии.

В своем предисловии к первому тому «Азии» Карла Риттера Семенов-Тян-Шанский писал о том, что настало время подвести итоги плодотворной деятельности русских исследователей Сибири. Он писал о замечательных успехах русских географов и геологов.

«Одному из этих исследователей, посвятившему наибольшее число лет географическому и геологическому изучению стран околобайкальских, талантливому И. Д. Черскому, поручил я разработку новейших сведений об этих странах по методу Риттера и программе, составленной по моему с ним соглашению».

Второй том риттеровской «Азии» был полностью переработан Черским.

Произошло редкое, почти исключительное явление, когда дополнения к чужому научному труду стали важнее, ценнее, глубже, ярче самого труда. Дополнитель был творцом, а не комментатором. Исследователь-практик не мог стать сухим, бесстрастным классификатором фактов.

Семенов-Тян-Шанский воздал должное Черскому. В новом предисловии ко второму тому сочинений Риттера он писал: «Капитальный труд Черского представляет тем более интереса, что он исчерпывает все сделанное им самим во время его продолжительного пребывания в крае и многочисленных поездок в Прибайкалье, наблюдения, никогда не появлявшиеся в печати в окончательно систематизированном и обработанном (совместно с наблюдениями предыдущих путешественников и исследователей) виде, и весь этот драгоценный материал пропал бы без пользы для географической науки в необработанных рукописях талантливого исследователя, если бы мы не пригласили его к деятельному участию в настоящем издании».

Петербургский период в жизни Черского был особенно плодоносным. Недавний ссыльный поселенец испытывал необычайный подъем творческих сил. Черский читал лекции о своих исследованиях Байкала. Он давал консультации по самым разнообразным вопросам, касающимся изучения Сибири. Он работал в Зоологическом музее, в научных библиотеках, дома по пятнадцать часов в сутки. Работа не утомляла больного ученого — что может быть приятнее любимого труда?

В эти годы Академия наук получила коллекцию костей ископаемых, найденных на Новосибирских островах. В коллекции были кости тигра, марала, дикой лошади.

Черский необыкновенно взволновался.

— Знаешь ли ты, Мавруша, что эта коллекция не имеет себе равных среди палеонтологических открытий? Экспедиция Бунге и Толя на Новосибирские острова дала исключительные результаты.

Мавре Павловне было понятно волнение мужа. Она ведь во всем помогала ему и жила его мечтами. А Черский говорил:

— Ты понимаешь, в чем вся штука? Тигр, марал, дикая лошадь в наши времена водятся только на юге. Тигры, к примеру, выше пятьдесят пятой параллели не поднимаются. Это факт. Находка на Новосибирских островах меняет наши научные представления о климате в послетретичном периоде. Она утверждает: в послетретичный период на берегах Ледовитого океана был жаркий, тропический климат. Росли гигантские папоротники, бродили мамонты, царствовали тигры. Необходимо теперь, — Иван Дементьевич весело потер руки, — совершенно необходимо выяснить причины резкого изменения климата в северном полушарии нашей планеты. Я лично убежден — в древние времена северную часть Земли постигла великая климатическая катастрофа…

Академия наук поручила Черскому произвести описание коллекции с Новосибирских островов. Он с жаром принялся за работу. И тут снова проявилась замечательная черта Черского-исследователя. Ему нужно было только подробно описать кости доисторических животных с Новосибирских островов.

Черский поставил себе иную, более обширную и трудную цель. Он написал пространный, на семьсот страниц, трактат, в котором вопросы палеонтологии стройно и правильно сочетались с вопросами геологии, климатологии и географии на крайнем севере Сибири.

Новый труд Черского «Описание коллекции после-третичных млекопитающих животных, собранных Новосибирской экспедицией» был издан в Петербурге и переведен на немецкий язык.

Немецкий палеонтолог Неринг писал о новой книге Черского: «В нашем знании послетретичной фауны Сибири она составила эпоху…»

Академик Плеске говорил:

— Новый труд Черского станет основой для познаний о вымерших млекопитающих Сибири…

В своем «Описании коллекции послетретичных млекопитающих животных, собранных Новосибирской экспедицией» Черский страстно доказывал, что сибирский север не знал ледникового периода. Он полностью поддерживал эту гипотезу, выдвинутую знаменитым русским метеорологом Воейковым.

Черский и Воейков ошибались. Но их мнение было настолько авторитетно, что в науке восьмидесятых годов не признали верных выводов П. Кропоткина. А Кропоткин утверждал, что сибирский север пережил ледниковый период.

Только четверть века спустя В. А. Обручев обнаружил следы оледенения на Севере и подтвердил правильные выводы Кропоткина.

Закончив свой новый труд, Черский облегченно вздохнул. Теперь можно пореже выступать с докладами в научных обществах, поменьше сидеть за рабочим столом, больше уделять времени семье, искусству, музыке. Да и со здоровьем плохо, он с трудом ходит. Мучает одышка, болит сердце, незаметно подтачивает туберкулез. И только железная воля по-прежнему не ржавеет и не дает ему созерцательного покоя.

«Покой нам только снится!» Черский не знал этих строк, поэт, создавший их, был еще мальчиком.

Всего лишь несколько месяцев Черский прожил в относительном покое.

Академия наук получила необыкновенную новость — охотники юкагиры на берегу далекой таежной реки Анабары нашли труп мамонта. Целиком сохранившийся труп доисторического великана — с бивнями, мясом, кожей, шерстью. Вечная мерзлота сохранила мамонта, словно в громадной консервной банке.

Эта находка вызвала изумление палеонтологов. Академия решила немедленно послать экспедицию на реку Анабару. Но пока экспедиция собиралась, дикие звери уничтожили труп мамонта.

Перед Академией наук встал вопрос: как быть? Находки костей и трупов доисторических животных требовали особого, пристального изучения. Академия создала ученую комиссию.

На первое заседание комиссия пригласила Черского.

Он выступил перед академиками, ясно и сжато изложив свое мнение: