Евгений Примаков - Встречи на перекрестках

А теперь другой вопрос: может ли внешняя разведка участвовать во внутриполитических процессах в своей стране? Категорически уверен, что не должна этого делать. Речь при этом идет в первую очередь о невозможности для разведчика принадлежать к той или иной партии, политической структуре – даже во «внеслужебное время». Жизнь показывает, что бывает абсолютно невозможно отделить внеслужебное времяпрепровождение от реальных рабочих дел.

Собственно, это даже не российская специфика. Известно, например, что при правительстве Г. Коля БНД возглавлял человек, ранее принадлежавший к социал-демократической партии. Это ему нисколько не мешало служить государственным интересам (естественно, как он их понимал) и, во всяком случае, не расходиться с федеральным канцлером в его видении задач германской внешней разведки. Не думаю, что и в ЦРУ нет людей, внутренне симпатизирующих республиканцам, когда у власти находятся демократы, и наоборот. Но это тоже не приводит их к внутрипартийному соперничеству, которое особенно остро проявляется во время предвыборной кампании.

Внешняя разведка и как организация, как ведомство не должна принимать участие во внутриполитических делах. Но это можно обеспечить лишь в одном случае: если она не является частью любого правоохранительного органа, который в силу своих функций не может не вовлекаться во внутриполитические коллизии. Именно выделение СВР из КГБ привело к тому, что события октября 1993 года, вылившиеся в прямое столкновение парламента с президентом, задели «Ясенево» лишь «по касательной». Естественно, мы не затыкали уши ватой, следили за происходившим не как посторонние наблюдатели, но не вмешивались в события. Я не собирал директорат для вынесения политических вердиктов. Созвал лишь совещание руководителей подразделений СВР, дав указание усилить охрану территории штаб-квартиры, а офицерам не выходить в город с табельным оружием. Любая политическая заангажированность в тот момент нам дорого стоила бы – мы могли потерять значительную часть своего агентурного аппарата.

Такую позицию понимал президент. Кстати, СВР была единственной спецслужбой, куда он во время разворота событий ни разу не позвонил.

Это, еще раз повторяю, не имело ничего общего с сознательным «уходом в кусты». Накануне событий, как известно, президент подписал Указ № 1400 о роспуске парламента. Я узнал об этом за несколько часов до встречи с друзьями в клинике Владимира Ивановича Бураковского – блестящего хирурга-кардиолога, поистине большого человека, которого все мы очень любили и часто собирались у него после работы. Ехал к нему по Ленинскому проспекту, когда в машину позвонил Ельцин.

– Как вы относитесь к моему указу? – спросил президент.

– Мне кажется, что он не до конца продуман.

– Я ожидал другого ответа от директора Службы внешней разведки.

– Я сказал вам так, как думаю. Было бы гораздо хуже, если бы руководитель Службы внешней разведки говорил неправду своему президенту. Но мое отношение к указу – это мое личное отношение. И я уверен, что вы не заподозрите СВР в антипрезидентских настроениях.

Ельцин положил трубку и больше ни разу не возвращался к этому телефонному разговору.

То, что внешняя разведка не принадлежит к правоохранительным органам, ее полная самостоятельность важны еще и тем, что это дает ей возможность без всякой корректировки доводить свою точку зрения до политического руководства страны. Когда я был кандидатом в члены политбюро и, позже, членом Президентского совета и Совета безопасности, мне не раз приходилось читать закрытые сообщения КГБ о внешнеполитической ситуации. Во многом они не имели ничего общего с той информацией, которую передавало ПГУ, не обладая правом прямого выхода на руководство страны, минуя руководителей Комитета госбезопасности. И этим подчас пользовались те, кто в своих внутриполитических целях хотел представить положение в ракурсе, не отвечающем действительности. Сколько, например, наделали шума заявления о том, что ЦРУ имело в лице некоторых «перестроечных руководителей» своих «агентов влияния». Будучи директором СВР, я, отвечая на вопрос Генпрокуратуры РФ, дал задание тем подразделениям разведки, которые могли бы иметь подобные данные, тщательно проверить все материалы на этот счет. Ответ был однозначный – никаких данных такого рода не было и нет. А ведь ссылались на разведку.

До какой степени разведка должна быть открытой или, иными словами, где пределы гласности в ее работе? Строгое соблюдение секретности, конечно, необходимо для разведки. Критерием определения предела гласности было и остается ненанесение ущерба оперативной работе и людям, в нее вовлекавшимся или вовлеченным, их семьям, друзьям, окружению.

Исходя из этого, мы в 90-х годах начали по-новому относиться к архивам СВР. Специальное подразделение отфильтровывает и обнародует многие из закрытых ранее эпизодов жизни внешней разведки, показывает ее положительную роль, особенно в переломные моменты развития международной обстановки, возвращает истории неизвестные до настоящего времени имена разведчиков – самоотверженных борцов за интересы своего народа. Начался выпуск и многотомных очерков по истории разведки России.

Причем такой «луч гласности» был направлен не только в прошлое. Было создано Бюро СВР по связи с общественностью. Оно установило тесный контакт с журналистами, пишущими или снимающими фильмы о внешней разведке.

Но такие новшества не имели и не имеют ничего общего, я бы сказал, с аморальной «экзальтацией», даже обращенной в прошлое. Некоторые сотрудники упомянутого бюро многократно обращались ко мне с просьбой признать факт работы на КГБ известных по делу о так называемом «атомном шпионаже» супругов Розенберг, ссылаясь на такой, с позволения сказать, довод – «да об этом все пишут». Что ж… Супруги Розенберг действительно опасались, что одностороннее владение США атомной бомбой может вовлечь все человечество в новую бойню. Но супруги Розенберг при этом даже ценой своей жизни категорически отвергли обвинения в том, что они «агенты КГБ». И погибли на электрическом стуле. В таких условиях никто, тем более российская разведка, не имеет морального права разглагольствовать о принадлежности супругов Розенберг к КГБ. Ни я, ни мои, уверен, преемники никогда не поступят таким образом.

В 1992 году внешняя разведка России приобрела легальный статус. Был принят Закон о внешней разведке, который вместе с поправками к нему, одобренными Государственной думой, создал правовую регламентацию деятельности СВР. С одной стороны, закон зафиксировал, что разведка действует на правовом поле и это дает ей определенные гарантии и права. С другой – по закону разведка подконтрольна парламенту. Это был еще один шаг, и немалый, создающий необходимые общественные условия работы такого непростого организма, как Служба внешней разведки.