Леонид Рейзер - Неизвестный Харламов

Насчет коньков звучит, конечно, странновато. Объясняю. Отец ему всегда готовил коньки. И в звездную его пору тоже. До последнего ювелирную обточку делал для сына.

Отец. Я даже Женьке Мишакову, уж на что тот мастером по конечкам, по экипировке считался, точил. Потому как он сам обращался: «Дядя Боря, подсоби – лучше тебя никто не сделает!»

Сестра. Так, так. Цена открытки 5 копеек. А вот другое письмецо. Штамп почтового отделения, обратный адрес – Кудепста. Ну, значит, это брат в июле отправил, с летнего сбора ЦСКА.

Отец. Ох, и нагружал их там Тарасов, гонял с утра до вечера.

Сестра. После первого сбора в Кудепсте мы Валерку нашего и не узнали сразу – накачанный вернулся, мускулы по всему телу. Прямо Геракл какой-то!

Отец. Архангельское было для армейцев вторым домом. Сборы, сборы, сборы.

На предсезонке сын больше там жил, чем у нас на Угловом переулке. А уж когда в семьдесят седьмом Тихонов Локтева сменил, загородная база стала для игроков местом постоянной прописки – смело могли указывать ее адрес в каких-нибудь документах, анкетах.

Сын по-своему любил Архангельское. Красота там, конечно, исключительная! Какой парк необыкновенный! Усадьба графа то ли Шереметева, то ли Юсупова. Москва-река рядом – руку протяни. Кормили на цеэсковской базе до отвала и по-домашнему. Бильярдная. Банька. Чистота. Уют.

Но ребятки все норовили с базы сорваться. «В самоволку».

…Как-то отдыхал я по заводской путевке под Звенигородом. Гуляю себе на свежем воздухе и вдруг – ба, Валерка приехал! Да не один. Они с Анисиным Славкой дружили, вот и сорвались с базы – там на машине совсем недалеко было. Спрашиваю их: дескать, не проштрафитесь, часом? А ребята только рукой махнули с бравой такой улыбочкой: отец, не нервничай – все путем будет. Ну и отдохнули на вольном воздухе…

Был ли Валерка суеверным? Да не особо… Вот у мамы нашей примет всяческих было хоть отбавляй. Вот такая, скажем, запомнилась. После того как Валера отправлялся куда-нибудь на выезд, не мыла пол в квартире, пока сын не позвонит и не доложит, что все в порядке.

Ах да, была у сына примета – на лед всегда выходил последним. Всегда. А, вот еще что было – коньки начинал шнуровать с левого ботинка. Всегда с левого. А так больше вроде и не было.

Все, буквально все – и в Союзе, и за рубежом – с ума сходили от харламовской обводки, от его фирменных финтов и приемов. Только два человека знали, откуда это все взялось.

Встреча с любителями хоккея: ни один вопрос не мог застать Валерия врасплох

Он да я. Сын да отец. А все начиналось с дворового каточка у нашего дома на Ленинградском проспекте и со стадиона «Пищевик», что в трех кварталах от «Динамо», куда я брал малого на свои игры в бенди по Москве, оставляя его на пару часов на свободном льду.

Бывали у нас с сыном разборы матчей. Наши междусобойчики: если на что укажу (мол, сынок, в том эпизоде мог сыграть и поострее, а в другом должен был пожестче с защитником обойтись…) – он не раздражался и не перечил. Скажу, что прислушивался даже после того, как все мировые титулы завоевал. С дворовой площадки это у нас принято было, с цеэсковской школы. Но не припомню ни разу, чтобы сын дал повод упрекнуть себя в выпендреже, в заносчивости; уж чего-чего, а звездной болезни совсем не было у него.

Сестра. Где-то в своей книге Тарасов так отозвался о брате: «Харламов – человек, который не знал своего величия». Тарасов есть Тарасов! Очень тонко подметил Анатолий Владимирович эту черту характера хоккейной звезды. Однажды вырвался Валера со сбора в Архангельском и заехал к нам на Угловой переулок, а в тот вечер у соседки, с которой мы дружили, день рождения был. Так он как узнал – рухнул перед женщиной на колени и поцеловал руку. Какая же это звезда – рыцарь настоящий!

Валера был крещеный. Мы оба были крещеными. Крестили нас в церкви на Соколе. Всехсвятская церковь. Бабушка наша была глубоко верующая. Соблюдала все посты и все праздники, выстаивала, случалось, длиннющие очереди в церковь, только чтобы помолиться. В религиозном духе нас с Валерой не воспитывали, росли как все советские дети, свято верившие в светлое будущее родины.

А в Бильбао я, кстати, в отличие от брата, и молилась, и с бабушкой по воскресеньям на службу всегда ходила.

У Валеры был друг – армянский священник. Жили по соседству в доме на проспекте Мира. Тот имел высокий сан, архимандрит, кажется; представителем армянской церкви в Москве был. Дружбу с этой семьей сохранили и поныне.

Едва не упустила… Мама-то наша была верующая. Без фанатизма, но искренне верила. На свой испанский лад. На католический, значит. Ставила иконку на видное место во время хоккейных телетрансляций, сын вернется – и первым делом к ней: «Ну что, мать, помогло?» А наши же выигрывали чуть ли не всегда – помогло, стало быть.

Валерий Харламов – в редакции популярной газеты

Валерий шефствовал над городским пионерлагерем, когда там в летний период работал отец. Помогал в любом деле

Отец. Обычно сын в хорошем настроении был. А рядом с ним и у других все ладилось. Пошутить мог запросто и удачно, по любому поводу. Чтобы на ровном месте хандрил или ворчал, чтобы не в духе был, такого не случалось. Сам кого угодно растормошит.

Ну вот если в семье нелады какие-нибудь или проблемы у его близких – тогда и он терял покой, не до юмора ему было.

Сестра. Всю мою беременность ходил за мной по пятам. А что тебе доктора рекомендуют? А чем тебе помочь? Ты только, смотри мне, не перегружайся зря.

Отец. Бегоню встретить на вокзале – это было у него железное правило. Такси заказать? Друга попросить? Такое даже в голову не приходило.

Уже Тихонов рулил в ЦСКА. Команда сидела на сборе в Архангельском. Ну, сын подошел к главному: так, мол, и так – надо мать встретить, из Испании возвращается, довезу домой и вернусь на базу. А Тихонов ни в какую. Уперся: нельзя распорядок нарушать, правила для всех одни. Ну, сын плюнул на все это и рванул в самоволку.